И тут я услышала шаги. Легкие, торопливые шаги, вниз по лестнице, все ближе. Дверь загремела, в замочную скважину вставили ключ. Я почувствовала запах жареного чеснока. Опять натянуть повязку на глаза мне не удалось. Я подняла взгляд и увидела фигуру в джинсах и черной водолазке. Женскую фигуру, которая пахла духами. Она подошла ко мне, наклонилась, ее волосы защекотали мне лицо. Она царапнула ногтями по моему лбу и сдернула повязку.
Мне улыбалась Анс, она положила руку на мой лоб, как будто хотела проверить, нет ли у меня температуры.
— Посмотрите-ка, — сказала она, — наша больная поправилась.
Глава 41
На какое-то время мне показалось, что у меня снова галлюцинации. Все-таки какие-то из этих таблеток я проглотила, и вот результат. Кошмар. Моя собственная сестра привязала меня к кровати.
Но я чувствовала, как ее руки скользят по моей обритой голове. И слышала ее голос. Это были ее цветочные духи. Она наклонилась и посмотрела мне в глаза. Потом смочила тампоном мои распухшие, воспаленные веки. Большим и указательным пальцами взяла меня за нос и осторожно покачала его в стороны.
— Так больно? — спросила она, и я кивнула, а на глазах у меня выступили слезы.
— Ну и угораздило же тебя. Никак не заживает.
Она подошла к двери, повернула ключ и взяла стопку постельного белья с красного складного стульчика, которых раньше так много было на террасе нашего пансиона.
— Я должна перестелить тебе постель. Какую грязь ты тут развела. Я тебя развяжу, и ты посидишь тут пока на стульчике. Сможешь?
Я попробовала ответить, открыть рот и издать какой-нибудь звук, но получился какой-то тонкий писк, и я ужасно закашлялась. Мне нужно было выпить воды. Рот, горло, язык, губы — все было как пересохшая замша.
Анс взяла кружку с трубочкой. Она поднесла трубочку к моему рту, но я вовремя поняла, что мне нельзя это пить. Везде могут быть лекарства. Нельзя выпить ни глотка из ее рук. Я сжала губы и боролась с желанием выпить хоть каплю, чтобы почувствовать влагу во рту. Она протолкнула трубочку мне в рот.
— Давай, Мария, тебе надо попить. Это простая вода.
Я отвернула голову и пропищала:
— Не буду пить твою воду.
Она сжала мой нос так, что я не могла дышать, и мне пришлось открыть рот.
— Ну, если не хочешь по-хорошему, придется по-плохому.
Вспышка пронзительной боли обожгла мне нос, и она влила воду из кружки мне в рот. Вода капала по подбородку на шею. Анс была в ярости, крылья ее носа дрожали, рот сжался в тонкую полоску, и она прошипела сквозь зубы, что ей осточертело возиться со мной, быть все время начеку, как бы я чего не выкинула, хотя достаточно телефонного звонка, всего лишь одного маленького звоночка, чтобы со мной покончить.
Она вытащила из заднего кармана какую-то бумажку и помахала у меня перед носом.
— Вот, смотри! Вот что ты сделала со своим полюбовничком! Тебя все разыскивают! На твоем месте я была бы тише воды, ниже травы… — и швырнула бумажку мне на колени.
Трагически, жестоко оборвалась жизнь нашего дорогого, горячо любимого сына, внука, брата и шурина Гарри Меннинги.
Это был даже не удар по лицу, меня как будто треснули кувалдой. Гарри мертв.
— Я не убивала его… — прошептала я в ужасе, понимая в то же время, что он умер из-за меня. Это ведь я обратилась к нему за помощью.
— Конечно нет! Ты же сама невинность, правда? Ты и мухи не обидишь, — она нервно трясла головой.
Я откашлялась.
— Почему ты меня связала? — слова отрывисто пробивались у меня изо рта.
— Потому что у тебя была истерика. Ты для самой себя была опасна. Ты дралась, кусалась и лягалась. Что же мне было делать?
— Ты давала мне таблетки, мне делали уколы…
— А что в этом странного? Тебя надо было успокоить, а то ты продолжала бы калечить саму себя.
— А сейчас? Теперь ты не боишься, что я могу на тебя наброситься?
— Сейчас ты, похоже, опять в состоянии воспринимать разумные доводы. Моя задача теперь поставить тебя на ноги. — Она развязала веревки и помогла мне осторожно сесть. Все тело ломило. Она откинула одеяло и отвязала мои щиколотки. Я пришла в ужас от своих ног. Они превратились в кожу да кости и были покрыты синими, почти черными пятнами. Кожа на голени шелушилась, щиколотки были лиловыми.