– Лучше про облака, – вмешался третий кандидат.
– Я наизусть помню всех бабочек, порхавших когда-либо в Араманте, – серьезно промолвил белокурый. – Даже тех, которых не видели уже лет тридцать.
– Спросите у меня про облака, что угодно спросите, – не унимался третий. – Задайте любую температуру воздуха, силу и направление ветра, так я вам скажу, когда и где пройдут дожди.
– А я вот, например, обожаю ткани, – горячился Мико, всплескивая изящными ручками. – Нежный хлопок, прохладный лен, теплый шерстяной твид… завяжите мне глаза, дайте потрогать лоскут лишь кончиком левого мизинца – и я назову не только сорт материи, но и место, где она была соткана.
Анно изумленно смотрел на спорщиков, еще недавно совсем подавленных и безвольных, видел, как исчезает с их глаз тусклая пелена, уступая место мечтательному блеску, как вздергиваются гордо их вялые подбородки, как мужчины в запальчивости наседают друг на друга.
– Вот кабы каждого спрашивали то, в чем он дока, – вздохнул незадачливый любитель облаков. – Красота, да и только!
Однако он не успел развить свою мысль; воздух прорезал окрик Пиллиша:
– Кандидат Хаз! Срочно явиться в кабинет ректора.
Анно постучался и вошел в строгую комнату, стены которой скрывались за книжными полками. Пиллиш вел беседу не с кем-нибудь, а с Главным экзаменатором.
– А вот и он, – произнес ректор. – Мне удалиться?
– Нет необходимости, – возразил Мэсло Инч. И с холодной улыбкой обратился к вошедшему. – Что же, старый приятель. Ненавижу отрывать обучаемых от их занятий, однако тебе, без сомнения, интересно, что стало с твоими детьми.
Сердце Анно забилось с удвоенной силой.
– Порадовать не могу. Вчера пополудни люди видели, как они спускались в соляные пещеры. С тех самых пор близнецы точно в воду канули. Боюсь, уповать на то, что они еще живы, бессмысленно.
Говоря так, Мэсло пристально следил за товарищем детства. А тот изо всех сил сдерживался, чтобы не выдать разгорающейся в сердце надежды. «Туда проникал свет солнца! – сказал он себе. – И Кестрель тоже его заметила! Теперь они уже в пути!»
Анно Хаза охватила гордость за любимых детей, которым достало отваги пуститься в опасную дорогу… Впрочем, вскоре на смену гордости пришел ледяной страх. «Берегите их, – безмолвно взмолился отец, толком не зная, к кому взывает. – Они еще так юны. Храните их».
– Ты сам виноват, приятель.
– Да, – ответил Анно. – Теперь я понимаю.
Главный экзаменатор принес ему худые вести лично – видимо, хотел насладиться возмездием. Уж это-то кандидат понимал. И потому свесил голову как можно ниже. Только бы они ничего не заподозрили!
– У тебя осталось единственное дитя, Анно. Мой совет: отныне работай над собой не покладая рук. И пусть этот горький урок научит тебя ценить дисциплину, разумное честолюбие и упорный труд.
– Упорный труд, – почтительным эхом отозвался ректор Пиллиш.
– Я прослежу за тем, чтобы твоей жене сообщили о происшедшем.
– О нет! Эта новость убьет ее! – откликнулся отец близняшек. – Если позволите, я сам ей скажу.
Мэсло Инч переглянулся с ректором.
– Учитывая обстоятельства, думаю, короткую встречу можно разрешить, бросил он.
Аиру Хаз, облаченную, как подобает, в унылые серые одежды, сопроводили в комнату для свиданий. Анно уже ждал ее. На нем была такая же безрадостная сизая роба. По долгу службы господин Пиллиш наблюдал за супругами сквозь приоткрытое окошко. К удовольствию ректора, пара долго рыдала, сомкнув объятия. Чего надзиратель не мог услышать, так это негромких слов, которыми обменялись якобы сокрушенные горем родители. Убедившись, что близняшки, скорее всего, улизнули за стены города, оба воспрянули духом. Бомен и Кестрель рискуют собой не зря: они обязательно уничтожат ненавистную силу, изуродовавшую не один десяток жизней. Дети справятся, как же иначе?
– Я еще покажу этим проверяльщикам, – шепнул Анно.
– Я тоже, – кивнула жена. – Мы будем бороться.
Глава 14
Дети-старички возвращаются
Поутру, когда Бомен и Кестрель проснулись, подземных малышей уже разобрали по домам. Мампо сидел за столом и сиял как медный грош: видимо, позавтракал от пуза. По распоряжению королевы вскоре явился эскорт, который и должен был вывести детей наружу из соляных пещер. Среди сопровождающих близнецы узнали Виллума. Он еле стоял на ногах, морщился от жалости к себе и поминутно бурчал под нос:
– Эх, и тяжелая же работенка – сбор урожая. Все тело прям так и ломит.
– А мы отправляемся в путешествие! – похвастал Мампо. – Кесс – моя подружка.
Солнце вовсю струилось через дыры в потолке, так что близняшки позавтракали на скорую руку и начали прощаться. Ее величество Нум приласкала детей и вручила каждому по паре чулок, набитых орехами.
– Больше-то вам не снести, – с неожиданной грустью промолвила она. – Вы уж там поосторожней, худышечки. А то ведь мир наверху, сами знаете, жестокий…
Дети связали чулки по два и повесили себе на шеи. Поначалу тяжелые орехи больно колотили при ходьбе по животу, однако со временем путники приноровились к связкам и даже находили в мерных ударах некое успокоение.
Юная троица покинула дворец в обществе двадцати подземных жителей. Мало-помалу компания обрастала любопытными, и вот уже под светлеющими сводами топали враскачку более сотни пещерных людей.
– А мы друзья, друзья, друзья! – горланил Мампо. – А мы друзья, друзья, друзья!..
Кестрель велела ему заткнуться.
Дорога почти неуловимо, но все же вела наверх, грязь под ногами заметно твердела, и вскоре лица путников ощутили первые порывы свежего ветерка. Серебристая «крыша» разгоралась ярче и ярче.
Наконец вдалеке блеснула узкая полоска дневного света. Потом, когда друзья прошли еще с полмили, оставляя следы на сыром песке, она выросла в арку высотой с дерево. Путники протерли заслезившиеся глаза. Впереди расстилалась пустыня. Над ней сверкало бездонное синее небо.
Провожатые решительно застыли на границе, отделяющей сумрак от солнечного сияния. Дети поняли: дальше придется идти одним.
– Благодарим! – сказали все трое. – Большое спасибо, что помогли, приютили…
– Мы споем вам на дорожку, – отозвался Виллум. Помахав на прощание, пещерные жители затянули что-то нежное и очень трогательное, мелодию, которая не нуждалась в словах, но волна за волной омывала душу.
– Это и есть их любовь, – промолвила Кесс, припомнив разговор со старой королевой. – Она полетит за нами вслед.
И в самом деле, беглецы продолжали шагать по пыльной равнине, а песня, будто не желая отпускать их, согревала сердца, полная тепла и ласки, как те уютные норы, где спал ночами подземный народец. Протяжный мотив понемногу стихал на ветру, таял, уносился куда-то и наконец умолк. Подмога осталась позади.
Какими же необъятными показались равнины после укромной тени соляных пещер! Лишь далеко-далеко на севере серели зубцы горного хребта. Солнце поднималось к зениту, горизонт покачивался, расплывался в полуденной хмари, и вот уже юные путники очутились одни – одинешеньки среди безлюдного, мерцающего, однообразного мира. Некоторое время, оглядываясь через плечо, беглецы могли видеть черную арку – выход из подземных пещер, затем и она растворилась в пыльном, дрожащем от жары воздухе.
Утратив чувство направления, друзья продолжали шагать – как они надеялись, по прямой. Хоть бы какой-нибудь признак этого самого Пути! То и дело налетал ветер, подхватывал песок, и мнилось: пустыня шевелится. Близнецы не разговаривали; они и без слов разделяли тревогу друг друга. Один Мампо беззаботно топал, силясь попадать ногами в следы, оставленные Кестрель, и радостно выкрикивал:
– Я как ты, Кесс! Мы идем одинаково!
А ветер завывал все громче, швыряя в лица путникам жалящие пригоршни песка, затмевая раскаленное добела небо. Троица брела с трудом, отворачиваясь на ходу. И вот сквозь мутные вихри неподалеку замаячила невысокая постройка, походившая на хижину без крыши. Дети торопливо направились к укрытию.