Между тем гиганты медленно ворочались на поле боя, стараясь занять положение повыгоднее. Неизбежно, как и всегда, получилось ни нашим ни вашим. Впрочем, это не имело значения, ведь оба флота строились в расчете на подобный извечный расклад.
И вот ослепляющие лучи утреннего солнца расплескались по барханам.
– Трубите в рога! – отдал приказ Рака.
Первая боевая песня огласила равнину с дозорной вышки, мелодию подхватили стражники по всей Омбараке. Протяжные, глубокие ноты захлестывали одна другую, словно морские волны, эхом перекликались между палубами.
Кестрель, Бомен и Мампо прекрасно все слышали. Узники понимали, что несут им эти торжественные звуки. Снаружи загрохотали шаги, железная дверь отлетела к стене от удара ногой, в темницу ворвались несколько тяжеловооруженных бородачей и грубо, не говоря ни слова, выволокли «лазутчиков» в коридор, протащили по двору и вниз по наклонной рампе, на пусковую палубу. Здесь, насколько доставал взгляд, выстроился военный флот барраков: бескрайние ряды сухопутных крейсеров, корветов, истребителей, подвешенных на высоченных кранах. Вокруг муравьями хлопотали труженики – налаживали вертушки с острыми лезвиями, развешивали сети, выверяли приводные ремни, расправляли паруса. Для тех, кто своими руками строил корабли – а каждое судно имело целую команду, – наставал час прощания с бессловесными любимцами. Вскоре их заботливо выпестованные детища отправятся на сечу, чтобы уже не вернуться, унесут с собой надежды создателей, если удастся – разобьют неприятеля, прежде чем неизбежно пасть самим под ударами врага или природных стихий.
Троицу провели мимо колонны боевых крейсеров, приказали остановиться перед первым из легких парусников, которые здесь называли корветами. Повсюду солдаты – барраки, стоило им завидеть узников, плевались и выкрикивали ругательства:
– Презренные чаки! Полюбуемся, как ваши мозги брызнут фонтанами по ветру!
На подмостках толпились люди с длинными шестами в руках. Шесты эти заканчивались железными крюками, которые цепляли подвешенные судна и перемещали их в нужном направлении. Сейчас трое бородачей удерживали корвет поближе к палубе, дабы удобнее было сажать на борт пленных. Серебристые лезвия, неподвижно замершие перед битвой, ярко вспыхивали в лучах восходящего солнца.
Явился и седовласый Кемба – понаблюдать за гибелью шпионов. Мужчина по-приятельски подмигнул детям, затем обратился к угрюмому конвою:
– Привязать чаков к мачтам!
– Сэр, прошу вас, – вмешалась девочка. – Кажется, вы говорили, за битвой следит вся-вся Омбарака?
– Ну и что?
– Как же, ведь дело быстро кончится, неинтересно выйдет.
– И что вы предлагаете?
– Вот если бы нам позволили бегать по паруснику, получилось бы забавнее.
Советник смутился, потом задумался.
– Ну да! Спрыгнете – только вас и видели!
– Привяжите нас посвободнее, – посоветовала Кестрель. – И дайте какое-нибудь оружие, чтобы отбиваться. Вот тогда представление на славу выйдет!
– Нет, нет! – Кемба даже руками замахал. – Никакого меча предателям!
– А если багор? – Бомен указал на шесты с крюками, которые удерживали корвет на палубе.
– Это-то вам для какой радости?
– Ну… Может, мы прогоним вражеский флот.
– Прогоните? Палкой?
Старый советник ухмыльнулся. Мужчины загоготали. Они-то знали убойную быстроту и мощь, с которыми сухопутные суда врезались друг в друга.
– Хорошо, – промолвил Кемба. – Дайте пленным багор. Посмотрим, как они отпугнут флотилию чаков.
Под хохот и глумливый свист юных узников затолкали на корвет и привязали к срединной мачте (длинные веревки оказались тонкими, но ужасно крепкими, а те, кто завязывал узлы, постарались на славу). Следом, опять же под дружный смех, с корабля швырнули обещанную жердь. Кестрель что-то шепнула на ухо Мампо. Мальчик заулыбался, кивнул и подобрал оружие.
Воздух, казалось, искрился от напряжения. По всему западному флангу Омбараки флотилия ждала сигнала к бою. С качающейся палубы ведущего корвета близнецы могли насчитать четырнадцать огромных крейсеров перед собою и девять сухопутных парусников позади. А далеко-далеко, на разгорающемся востоке, мрачно вырисовывалась громадина Омчака, и ветер доносил звуки горнов.
Неприятельские суда на колесах начали медленно сходиться. Паруса военных кораблей еще не поднимали – не было распоряжения. Кестрель, задрав голову, смотрела на вздымающиеся палубы и галереи; сейчас там яблоку негде было упасть: мужчины, женщины и дети заполонили каждую свободную площадку и молча наблюдали. А под самыми облаками дозорные на вышках следили в подзорные трубы за подъемными мостами врага, готовые подать знак, если заметят первый же спущенный парусник.
Время невыносимо растянулось, оно давило на всех – кроме Мампо. Мальчик безмятежно размахивал багром над головой и похохатывал, не обращая внимания на лютую ненависть племени барраков. Пока те плевались, потрясали кулаками, он радостно махал им в ответ и продолжал смеяться в лицо смерти. Бомен и Кестрель, наоборот, вели себя тише воды ниже травы, старательно приглядываясь к управляющему устройству и к действиям команды, которая напоследок выравнивала курс корвета.
Наконец откуда-то сверху донесся первый клич, повторившийся эхом все ближе и ближе:
– Приготовиться к бою!
Люди на пусковой палубе встрепенулись и замерли в ожидании следующего приказа. Примерно в миле от Омбараки нечто схожее творилось на судне противника. Равнины огласил далекий, но полнозвучный, точно рокот водопада, воинственный крик:
– Ча-ча-чака! Ча-ча-чака!
В тот же миг на мачтах боевой флотилии врага затрепетали светлые квадраты материи. Ведущий крейсер сошел на землю. С обеих сторон на него устремились пылающие взгляды. Ветер надул парус и со страшной силой завращал изогнутые лезвия. На глазах у всех и каждого корабль стремительно набрал ход и ринулся в атаку.
– Первый пошел!
Короткий суровый оклик привел в движение целую палубу. Пусковая команда ведущего крейсера слаженно, словно один человек, выполнила давно отработанный круг обязанностей: поднять паруса, обнажить клинки, еще раз уточнить, как там ветер, неприятеля на прицел – и курс установлен. Дозорный отрывисто кивает, вождь отдает последний приказ:
– Вперед!
Затрещали, раскрываясь, удерживающие зажимы. Резкий порыв подхватил сухопутное судно, и высокие колеса покатили по песчаным барханам. Как только парус гордо надулся и захлопал, сверкающие лезвия принялись вертеться все быстрее. Когда же крейсер покинул защищенное пространство, мощный вихрь налетел на него, затрубил в рог на мачте и на полной скорости помчал в убийственную сечу. Палубы и галереи Омбараки разразились вослед боевым воплем:
– Рака-ка! Ка! Ка! Рака-ка! Ка! Ка!
Чаки спустили еще один крейсер, а за ним и третий. В то время как взоры зрителей оставались прикованы к ведущим кораблям, пусковую палубу оглашали новые приказы, и воинственные тяжеловесы выстреливали в долину один за другим. Между тем и сами города на колесах продолжали идти на сближение.
Ах, насколько же точно сработали обе стороны! Первые суда с налета столкнулись, сцепились огромными клинками и закружились в песках, калеча друг друга. Люди на палубах Омбараки завопили от радости. Такие же торжествующие кличи раздались и с Омчаки. Корабли столкнулись чересчур далеко, чтобы можно было разобрать, какой из них нанес больший урон: люди просто ликовали, увидев, что сражение началось.
Потом удары посыпались градом. Дозорные и мастера ветров прекрасно знали свое дело: крейсеры двигались на поле боя, будто внутри у каждого сидел умелый рулевой. Вскоре посередине между вражескими сторонами образовалось целое кладбище искореженных кораблей, чьи паруса уныло и бесполезно хлопали на ветру, а корпуса наполовину зарылись в песок.