– Как будто весь облеплен грязью.
– Грязью-рязью-рязью!
– А потом как будто грязь отвалилась, и… – Мальчик подскочил на месте, бешено замахал руками. – Ура-ура, я – зар!
– Ура-ура, он – зар! – веселились дети.
Затем приятели подцепили друг друга под локти, чтобы втроем передразнить марширующих врагов. Они даже напели назойливую мелодию, потешно надувая губы:
– Тарум-тарум-тара-рара! Тарум-тарум-тара!
Вот так, то важно вышагивая, то покатываясь со смеху, друзья покинули спасительный лес, вышли на равнины – и нерешительно замерли. Стоило им окинуть взглядом бесплодные пески до самого горизонта, как опьяняющие пары тиксы бесследно рассеялись. Дети поняли, что голодны, что просто умирают с голода и что отчаянно далеки от родного дома.
Легче всего было бы лечь, уснуть и не вставать, потому как дикие прыжки и громогласное пение вконец обессилили троицу, но Бомен велел идти дальше. Упрямо, безжалостно мальчик гнал и себя, и остальных к заветной цели.
– Это же так далеко. Нам никогда не добраться.
– Все равно нельзя останавливаться.
И друзья поплелись вперед. По правую руку неторопливо садилось солнце, в ушах насвистывал резкий пустынный ветер, а троица тащилась вперед без всякой надежды, благодаря одной лишь воле Бо, нежданно-негаданно ставшего их предводителем.
Смеркалось. Тяжелые темные тучи накрывали небо, когда Кестрель остановилась, бережно сняла через голову золотую ленточку и передала серебряный голос брату.
– Иди без меня, – тихо промолвила она. – Я больше не могу.
Взгляды близнецов встретились. Мальчик ясно понял, как стыдится его сестра собственной слабости, но глубочайшая усталость была сильнее стыда.
Я не сделаю этого без тебя, Кесс. Тогда все кончено.
Бомен отвернулся. Мампо жадно смотрел на него, ожидая каких-нибудь ободряющих слов. Однако мальчику нечего было сказать. Он зажмурился и мысленно взмолился, не ведая сам, к кому или чему обращается.
Помоги мне.
И словно в ответ, очередной порыв ветра донес издалека полузабытый треск и скрип. Троица изумленно распахнула глаза. Из-за песчаных дюн медленно вырастала на фоне сумерек длинная мачта с гордо реющим флагом. Над краем земли понемногу воздвигались тугие паруса, оснастка, дозорные башни, верхние, потом главные палубы, а вслед за ними выплыл и весь гигантский корпус города-корабля.
– Омбарака! – вскричала Кестрель. Новая надежда подстегнула скитальцев; дети ринулись навстречу сухопутной громадине, размахивая руками и громко крича на бегу, чтобы привлечь к себе внимание.
Их быстро заметили. Город-великан загрохотал и остановился. С борта спустилась маленькая шлюпка. Друзья забрались в нее и крепко обнялись, плача от радости. Цепи лебедки со скрипом потянули шлюпку вверх. Дети миновали нижние ярусы и были высажены на командирской палубе. Перед ними распахнулись ворота, за которыми уже стояли вооруженные до зубов мужчины с наголо выбритыми головами.
– Шпионы – барраки! – воскликнул их предводитель. – Запереть их! На рассвете вздернем, как бешеных собак!
Друзья запоздало поняли, что угодили в руки чаков.
Троицу загнали в тесную железную клетку, где они только и могли, что сесть бок о бок, поджимая колени к самой груди. Арестантов немедленно заперли и подвесили в нескольких футах над палубой. Пленники крутились и покачивались на ветру, а матросы, которых оставили стеречь мнимых лазутчиков, плевали на них и злобно глумились.
– Презренные барраки! Причесались, точно куколки!
– Пожалуйста, – молили дети. – Мы очень голодны…
– Еще чего, еду на вас тратить! Все равно утром сдохнете!
Почему-то чаки смотрелись воинственнее барраков – может быть, из-за бритых черепов? – но в остальном ни капельки не отличались от своих злейших недругов. Те же робы песочного цвета, те же чванливые манеры, та же привычка обвешиваться оружием с головы до пят.
Услышав, как узники плачут, стражники довольно расхохотались и принялись тыкать в них палками сквозь прутья клетки.
– Развели тут нюни, девчонки! – издевались они. – Завтра вдоволь нарыдаетесь.
– Мы не дотянем до завтра, – прошептала Кестрель. – Мы несколько дней не ели.
– Нет, уж лучше дотяните! – пригрозил самый рослый из мужчин. – Предупреждаю: найду вас мертвыми – убью!
Над палубой раскатился громовой хохот. Высокий охранник побагровел.
– А вы чего предлагаете, умники? – набросился он на товарищей. – Сказать Аке Чаке, мол, публичное повешение не состоится?
– А ты их еще раз прикончи, Пок! – веселилась охрана. – Глядишь, напугаются и больше не будут!
Матросы заржали пуще прежнего. Великан, которого назвали Поком, насупился и забормотал себе под нос:
– Думаете, я такой дурень, а сами-то… увидим еще, кто в дураках-то окажется, вот погодите у меня…
Тем временем настала ночь, ветер завывал все громче, и стража решила караулить пленных по очереди. Первым вызвался громила Пок. Как только все прочие ушли спать, он подкрался к железной клетке и хрипло позвал:
– Эй, лазутчики! Как вы там? Живы?
Дети не отвечали. Мужчина громко застонал.
– Пожалуйста, мерзавцы, поговорите со мной. Нечего тут помирать.
– Есть… – еле слышно пролепетала Кестрель. – Есть…
Последнее слово жалобно затихло на спекшихся губах.
– Да ладно вам, – занервничал Пок. – Сидите тихо. Достану чего-нибудь. Только спокойно, ждите здесь. И не умирайте, хорошо? Обещайте дотянуть до утра невредимыми, а то я и вовсе не пойду.
– Уже близко… – надломленным шепотом пожаловалась девочка. – Перед глазами какая-то пелена…
– Нет, нет! Этого еще не хватало! Не вздумайте у меня, а то… а то…
Не найдя чем припугнуть пленников, громила принялся канючить:
– Ребята, ну вам же все равно помирать. Какая разница: часом раньше, двумя позже? Вот отбросите копыта в мою смену, а мне за вас отдуваться? Где же справедливость? Скажете, я не буду в этом виноват? А свалят на кого, по-вашему? На старину Пока, это уж как пить дать. Опять, мол, этот Пок. Доверь ему дело – непременно дров наломает, тупица непрошибаемый. Вот как они скажут, а разве же это по-человечески?
Дети молчали. Охранник забил тревогу.
– Ну все, только не отдавать концы. Держитесь. Еда уже идет. Я пошел.
И он бегом удалился. Троица сидела не шелохнувшись – на всякий случай, ведь за ними могли следить со стороны. Впрочем, навряд ли: вокруг стояла кромешная тьма, хоть выколи глаз, а ветер стонал и ревел так яростно, что все попрятались по домам. Довольно скоро явился Пок с полной охапкой провизии.
– Вот вам, – пыхтел он, просовывая в клетку сдобные булки. – И чтобы все съели! Слышите, до крошки!
И стал напряженно смотреть, как дети кусают хлеб.
– То-то же, – облегченно вздохнул он. – Вот вам еще фрукты. Теперь уж точно дотянем до рассвета, правда?
Чем больше пленники ели, тем веселее делалось у него на душе.
– Ага! Стало быть, ничего старина Пок и не испортил. К завтрему будете как огурчики, так что любо-дорого повесить, на радость Аке Чаке! Как говорится, конец – делу венец.
Пища придала Бомену сил, а с ними пришла надежда. Мальчик задумался о том, как избежать казни.
– Знаете, а мы ведь вовсе не барраки, – сказал он, откусив яблоко.
– Ой, да хватит тебе, – поморщился громила. – Стреляного воробья на мякине не проведешь. Даже я вижу, что вы не чаки. А кто не чака, тот баррака.
– Мы прибыли из Араманта.
– Вот уж нет. У вас и волосы как у них.
– А если бы мы расплели косички? – вставила Кестрель.
– А если бы мы побрились наголо?
– Ну-у… – неуверенно протянул Пок. – Тогда… Тогда бы вы смотрелись… Э-э-э…
Подобная мысль сбила его с панталыку.
– В точности как вы, – закончил Бомен.
– Может, оно и правда. – Мужчина хмыкнул. – Только за ночь вам ни за что не побриться, а утром – виселица. И готово.
– Вы же не хотите повесить нас, а потом обнаружить, что сделали ошибку?
– Приказы отдает Ака Чака, – с довольным видом возразил Пок. – Раскиньте мозгами: разве может Родной Отец всея Омчаки, Великий Судья Справедливости и Гроза Песчаных Равнин делать ошибки?