, от которого, крайне нервируя меня, исходил знакомый трансформаторный гул. Я оценила - чтобы попасть к камню, мне нужно было миновать сие нагромождение, которое, кстати, изрядно загораживало мне проход, почти обернувшись вокруг основания столба. Мне стало не по себе - казалось, куча почти незримо ворочается - или этот эффект создавали потоки дождя? Камни тянули меня к себе какой-то непреодолимой силой. Я прикинула, если я быстро подскачу к центральному обелиску и прыгну вперед, то, скорее всего, никакие странные препятствия вокруг мне уже не будут помехой - поток времени подхватит меня и затянет в свои бездонные глубины. Еще раз внимательно осмотрев пространство круга, я, наконец, решилась: втянув голову в плечи и поглубже надвинув капюшон плаща, будто меня здесь вовсе нет, я быстро пошла в сторону центральной стелы. Бесформенная груда у камня все больше беспокоила меня, потому как ее очертания стали приобретать формы человеческой фигуры, закутанный в мокрый, видавший виды плащ из хорошей шотландской шерсти. Конечно, клановых узоров на ткани не было, но расцветка - узнаваема. Сама чистила его в Эдинбурге. Этого еще не хватало! Я остановилась, закрыла глаза и сглотнула, пытаясь хоть как-то взять себя в руки после очередного взрыва крови в моей голове. Джеймс Фрейзер собственной персоной загораживал мне путь к камню, видимо планируя таким образом меня остановить. Ну уж нет, хватит. Поигрался с новой игрушкой и будет! Логичность моих рассуждений, надо признаться, в этот момент была на высоте... В порыве негодования и страха перед новым тягостным выяснением отношений, я даже не поняла, что действительно должно было бы меня обеспокоить. Джейми был неподвижен. То есть, совсем. Он лежал на боку, лицом к центральному камню, свернувшись калачиком. Голенища поношенных сапог выглядывали из-под плаща и приоткрытая ладонью вверх кисть руки... Но они как-то безвольно приникли к земле. Конечно, он просто спит. Ждал меня здесь, чтобы поговорить, и уснул, повалившись на бок, не обращая внимания на этот промозглый дождь и холод, как истинный шотландец, закаленный невзгодами с детства. Ну и отлично, это спасет нас от бесполезных разговоров. Я просто перешагну через него и окажусь в своем, умиротворяющем мире, с Бри, моей девочкой, душой моей жизни... Я подняла глаза на влекущий меня менгир и подобралась, готовая. И тут груда у моих ног пошевелилась и как-то нехорошо застонала. Тяжко так, с надрывом, у меня даже затылок вздыбился, и сердце почему-то тоскливо заныло. Потом до меня донеслось неразборчивое бормотание, сильно приглушенное покрывалом из мокрой тяжелой шерсти. Моя рука сама потянулась к этому невольному савану. Взгляну на него... в последний раз. Но усилием воли я остановилась. Нет. Не смей! Если я сейчас посмотрю в эти синие раскосые глаза, в такое родное лицо с четким рисунком скул и твердым рельефным подбородком, который я так любила мягко покусывать в минуты близости, на его большой упрямый рот, который всегда будто бы чуть улыбается из-за чувственного изгиба губ, может быть даже слегка излишнего для такого сурового мужчины, то вряд ли я уже найду в себе силы покинуть его. Моя рука замерла в воздухе и медленно спряталась под плащ, решительно отрезав все пути назад. Внутри стало так стыло, будто я сделалась холоднее самого ледяного дождя, старательно секущего меня со всех сторон. И эта стылость ухнула вниз, к коленям, смывая последние остатки надежды и... жизни. - Клээээрр... - опять надсадно донеслось из под плаща, будто мой злосчастный муж простонал это с кинжалом в груди, и фигура судорожно дернулась. Да будь оно все проклято! Не раздумывая больше, я потянула его отяжелевшее тело на себя за плечо и стащила покров с его лица. Хоть попрощаюсь по-человечески... Попрощаться по-человечески не удалось, потому что то, что открылось мне было мало похоже на человеческое лицо: мертвенно бледные, обтянутые кожей острые скулы, синие от холода спекшиеся губы и красные, запавшие веки, обведенные черными кругами. Я закашлялась от неожиданности. Боже милосердный, что это с ним? - Джейми, - прошептала я ошарашено, от муторного страха забыв все свои обиды. - Джейми, ты в порядке? И настойчиво потрясла его за плечо. Струи дождя потекли по его открытому лицу, и он, захрипев, разлепил рот, жадно хватая капли сухими губами. Если бы он спал, то, конечно же, вмиг бы проснулся, благодаря своему многолетнему опыту охотника и солдата, но то, что с ним произошло дальше, можно было описать только одним выражением: «он пришел в себя». Видно было, как веки мучительно пытаются приоткрыться, и глазные яблоки под ними хаотично скользят из стороны в сторону. В конечном счете, ему более-менее удалось продрать глаза, и его блуждающий взгляд долго пытался стабилизировать хаос в его голове, старательно сфокусировавшись на ближайшем к нему предмете. То есть - на мне. Наконец, мутный взгляд, уставившись куда-то за пределы моего лица, все-таки слегка прояснился, и его сведенную судорогой физиономию озарила самая дурацкая улыбка, которую я когда-либо видела на лице у человека, не говоря уже о лице моего, такого щепетильного в вопросах чести и достоинства, муже. - АААА.... - проговорил он с какой-то совершенно блаженной радостью, шумно дыша и слегка икая. - К-клэр... детка... ну и долго же ты тащилась... А я тут тебя жду-жду... - объявил он мне тоном обиженного ребенка. - Думал ты ушла... так и не попрощавшись со мной... как полагается... Он вдруг всхлипнул и, пыхча от усилий, попытался выпростать из под тяжелого мокрого плаща руку, чтобы протянуть ее к моему лицу. Но взгляд его так и блуждал вместе с протянутыми ко мне дрожащими пальцами. Я в негодовании отшатнулась: на меня пахнуло стойким, густым запахом перегара. Иисус твою ж Рузвельт!.. Мой муж был в стельку, мертвецки пьян! Сказать, что я была крайне оскорблена таким положением дел, ни в кое мере не соответствовало действительности. Я была в ярости, унижена, растоптана! Ко всему тому, что он сделал, мерзавец, он еще посмел - какая низость! - в хлам нажраться и только тогда соизволил поехать вслед за мной! Попрощаться! Видимо, трезвого, я его мизинца не стою, по его гнусному разумению. Я не достойна того, чтобы проститься со мной хотя бы уважительно! Я захлебнулась в негодовании и, подскочив на ноги, несколько раз исступленно пнула его в плечо и в бок, только потому, что других аргументов, кроме «Ах ты, чертов ублюдок!», от безмерного возмущения у меня не было. Хоть я не сильно и старалась, и удары попали, в основном, вскользь, в скомканные слои одежды, он вдруг зверски - на мой взгляд, совершенно несоразмерно моим усилиям - взвыл и, пытаясь увернуться, упал лицом прямо в склизкую грязь. - Пропусти меня сейчас же, мерзавец! Убирайся с дороги! Я тебе говорю!.. - Клээрр... - он, наконец, восстановил дыхание и жалобно простонал, - хорошо... только... не бей меня больше... Ох!.. Кхммм... Я не... я не... Клэр.. Он с кряхтением и невразумительными мычаниями копошился в грязи, пытаясь подняться хотя бы на четвереньки и, так как руки у него были плотно замотаны липким от сырости плащом, опирался он в землю, в основном, головой и плечом, выставив вверх пятую точку. С первой попытки ему это плохо удалось - ноги разъезжались по скользкой грязи, и мозг напрочь отключил функцию равновесия. Но я, понятно, помогать не стала, скрипя от ярости зубами. Несколько минут я с содроганием смотрела на это жалкое зрелище, потом сделала шаг в сторону, чтобы обойти сию нелепую преграду на пути к своей заветной теперь цели. Но тут Джейми, сделав отчаянный бросок, какими-то невероятными усилиями поднялся на колени и вцепился в мой подол с удивительной для его состояния хваткой и проворством. Я рванулась, потом рванулась еще раз, но тщетно... Он устоял, удерживая меня одной рукой. В другой он сжимал горлышко почти пустой внушительной бутыли. Наконец, тупо рассмотрев остатки ее содержимого, он отшвырнул ее подальше, и ни в чем не повинный сосуд, бодро подскакивая на кочках и расплескивая драгоценную жидкость, покатился под уклон. - Ми-милая... П-погоди... Давай... п-поговорим. Опасно покачиваясь, весь перемазанный грязью, он стоял передо мной на коленях и, с трудом подбирая слова, разговаривал с той областью юбки, которая находилась прямо перед его затуманенным взором. Задрать голову вверх не входило на данный момент в диапазон его способностей. - Чего тебе? - я дернулась еще раз, уже сурóвее, так, что он повалился на меня, но по инерции, вместо того, чтобы упасть, переставил колени и очень метко обвил руками мою талию. И вдруг изо всех сил прижался ко мне, громко втянув ртом воздух. - Клэр... - мое имя сорвалось с его губ, будто всхлип. - Не уходи. Я стояла окаменев, как чертова скала, ощущая, как мелкая дрожь сотрясает его тело и тяжелая горячая голова упирается мне в живот... - Иисус! Я не знаю, что сделать, чтобы остановить тебя, девочка... Он схватил меня за руки и, наконец, поднял вверх свое мертвенно бледное, в ошметках мокрой земли лицо, на котором застыла такая жуткая гримаса боли, что я невольно содрогнулась. Мне показалось, что он плачет, но из-за капель дождя, текущих по его щекам, это нельзя было определить точно. Но про себя я знала определенно - слезы вовсю душили меня. - Что ты хочешь, чтобы я сделал, а? - Он исступленно потряс меня за руки, потом за подол. Я пошатнулась. - ЧТО? Ты видишь, я на коленях перед тобой! Ты этого хотела? ДА? Я смерила его самым ледяным вз