— А вы? — подозрительно спросила Карла. — Вы не находите меня отвратительной?
— Разумеется, нет, — ответила Дэз с легким раздражением.
Глаза Маэлз тут же наполнились слезами.
— Я тебе не верю! — воскликнула она. — Я же знаю, что меня терпят только из вежливости! Любого другого ученика, если бы он вздумал так грузить ваши мозги в течение нескольких часов, говоря только о себе, вы бы уже давно попросили заткнуться! А со мной вы не можете общаться обычно, потому что считаете инвалидом! Вы думаете, что такие, как я, не имеют права на жизнь? Что количество электроники в моем теле превышает все разумные пределы? Что я уже не человек, а киборг?!
Максим и Дэз даже отпрянули назад от неожиданности. Оба не нашли что ответить.
Карла стремительно откатила свое кресло в утолок и начала горько плакать.
Администратор Маркес, сидевшая до этого момента на своем месте как изваяние и выбиравшая данные в школьных архивах, которые то и дело запрашивали из кабинета директора, встала.
— Ученики Кемпински и Громов, вы можете быть свободны на полчаса. Идите обедать. Ученик Маэлз, направляйтесь в комнату для переговоров. Не волнуйтесь. Уверена, ученик Кемпински не сказала ничего обидного. Сейчас я приглашу к вам доктора Вонга, личностного терапевта. Дать вам транквилизатор?
— Не надо, — всхлипнула Карла.
— Что я такого сказала?! — изумилась Дэз, выйдя в коридор. — Я, наоборот, восхищаюсь ее мужеством и упорством!
— Ну... — Максим пожал плечами. — Наверное, она столько натерпелась, что теперь во всем видит враждебность.
Они спустились в столовую. Первым делом Громов огляделся в поисках Митцу. Похоже, Дэз подумала о том же.
— Интересно, почему он нас избегает? — спросила она будто про себя. На ее лице появилась тревога. — Мне бы хотелось узнать, что у него на уме.
— Ты о чем? — Максиму показалось, что он догадывается о мыслях Дэз. — Ты считаешь, он может?.. Нет, только не Митцу! Я его давно знаю. Он не сообщит о... о том, что мы... мы нарушили правила.
Кемпински чуть нахмурилась, потом махнула рукой:
— Да, я согласна. Вряд ли он станет доносить. Не думаю, что он из таких.
Взяв подносы, Максим и Дэз сели за свободный столик. Только принялись за еду, как к ним неожиданно подсел Олаф Свенсен.
— Ну вы даете! — сказал он радостно, но выражение его лица Громову не понравилось. — Слушай, Макс, я тут вспомнил кое-что. Ты мне как-то помог...
Олаф прищурился, потом подмигнул Дэз:
— Твоей подружки из Бро мы, наверное, можем не стесняться? Там зависают хорошие ребята. Я с некоторыми был знаком. Еще до того, как их туда закатали. Слушай, Громов, ты ведь скоро отвалишь из этой казармы, так?
Свенсен прикусил губу и вытаращил глаза.
— Что тебе надо? — сердито спросила Дэз.
— Вот это я понимаю, — Олаф снова подмигнул ей. — Мне нравится эта девчонка! Сразу к делу. Это ценное качество для...
Кемпински смотрела на него такими ледяными глазами, что Свенсен осекся.
— Короче, Громов, — Олаф положил руку на плечо Максима, — мне нужен код доступа к «Церберу». По моим примерным расчетам, мой процент ошибок в операциях в этом семестре уже приближается к сорока пяти. Надо бы его скрутить. Можешь? Верю, что можешь. Ты же гений! Доктор Синклер зря специальными стипендиями разбрасываться не будет.
На минуту повисла тишина. Громов дернулся с места с такой силой и скоростью, что Дэз едва успела подскочить, преградив ему путь. Иначе Свенсен получил бы увесистый удар в челюсть. После чего последовало бы неминуемое дисциплинарное разбирательство.
Свенсен побелел от испуга. Но, увидев, что Макс сел и больше не собирается его бить, обрел прежнее нахальство.
— Ого, — насмешливо сказал он, выглядывая из-за плеча Дэз, — а я-то думал, ты совсем отмороженный. Даже хотел спросить, не делали ли тебе лоботомию в детстве. В общем, слушай, мой горячий друг. Чуда я не прошу. Мне бы хотя бы двадцать пять процентов. Я человек скромный, мне отличных результатов не надо.
— Сам понял, что попросил? — спросила Дэз. — Может, тебе еще ключ от кредитной системы выдать?
Олаф послал ей воздушный поцелуй.
— Верю, что вы гении, — повторил он. — Подумайте, как решить мою проблему. Времени вам до полудня завтра. Иначе куратор Шульц будет неимоверно рад узнать, что ученик Громов разрешил мне скопировать таск. И еще, я думаю, куратору будет очень интересно взглянуть на коллекцию твоих симпатичных носочков, ученик Кемпински.
С этими словами Свенсен швырнул на стол оптик.
— Мне голубые с пингвинами понравились, — сказал он на прощание, сунул руки в карманы и ушел.
Дэз молча взяла диск.
— Ты собираешься открывать его на школьной персоналке?! — Максим удивился.
Но Кемпински вытащила из рюкзака малюсенький ноут размером не больше записной книжки. Вставила диск, открыла...
— Саксовый фрагл! — вырвалось у нее.
Максим взял ноут.
На диске было множество фотографий гольфов Дэз. Вернее, узких полосок этих гольфов, когда они каким-то образом выглядывали из-под школьных брюк. Либо когда Дэз поднималась по лестнице, либо когда сидела, положив ногу на ногу. Внизу стояли числа.
— Он снимал каждый день, — сказала Кемпински. — У него в мобиле камера с увеличением. Формат файлов видишь?
Громов еще никогда не наблюдал у нее такого выражения лица.
— Смотри, — она показала на одну из фотографий, — это я во время строевой подготовки на плацу. Снято сверху. Это могло быть только с балкона. А это на входе в столовую.
Громов сжал зубы так, что они скрипнули. Потом сказал:
— Когда все это кончится, Олаф получит такой вирус, что всем своим архивам скажет «прощайте».
— Не то, — покачала головой Дэз.
— Но если он пойдет к куратору Шульцу...
— Зачем же, — в тоне Кемпински появились сарказм и угроза, — куратор Шульц сам придет к нему. Никому не дано права безнаказанно фотографировать мои носки!
— Не может быть, чтобы за ними ничего не числилось! — куратор Шульц в гневе отшвырнул распечатки из школьного архива.
— Тем не менее это так, — твердо возразила личностный аналитик Мамбата. — Я не понимаю вашего сопротивления, куратор. Почему вы так настроены против этих учеников? То, что они учатся в одном классе и всего лишь на пятом году, не значит ровным счетом ничего. Вы ведь проходили квантонику и знаете, что все в нашем мире определяет случайный выбор Вселенной — каким бы странным он вам ни казался. Так сложилось, что и Кемпински, и Громов одаренные дети, оказавшиеся в нашей школе. Что в этом подозрительного?
— Все! — Шульц вскочил и забегал по кабинету.
— У вас нет веской причины, чтобы не дать им дисциплинарные характеристики. Причем основанные на фактах, а не на ваших домыслах, — в голосе Мамбаты прорезался металл. — Иначе я буду вынуждена подать рапорт вашему руководству о том, что вы отказываетесь выполнять свои обязанности по причинам личностного свойства.
Куратор уставился на Мамбату испепеляющим взором.
— Вы же сами прекрасно знаете, что ученик Дезире Кемпински склонна к анархии, — процедил он сквозь зубы.
— И что? — Личностный аналитик встала и скрестила руки на груди. — Склонность к анархии — частый спутник гениальности. Технопарк Эден не включает ее в список неприемлемых характеристик. Вы провели расследование, куратор Шульц, и не обнаружили ничего предосудительного. Вы обязаны дать дисциплинарные характеристики ученикам Громову и Кемпински. Ваше личное мнение, основанное на личной неприязни к ним, не должно влиять...
— У меня нет личной неприязни! — возмутился куратор. — Но следить за потенциальными преступниками моя обязанность!
— Доказательств, что они таковыми являются, нет, — продолжала настаивать Мамбата.
— Если их не удалось обнаружить в течение одного дня, это не значит, что их нет. — Шульц побагровел от гнева. — Мне нужно больше времени! И доступ к их личным, не школьным компьютерам!