— Мне всегда было интересно, кто автор «Вторжения»! — перебил его Громов, подпрыгнув в кресле. — Я про него ничего так и не нашел. Вы ведь знаете? Можете сказать?!
Синклер неожиданно встал и нервными быстрыми шагами подошел к окну.
— Ты ничего не нашел, потому что я удалил все данные из мировой Сети. Со всех медианосителей. На это ушло много времени, но дело того стоило. Я буду откровенен с тобой. Ничего, что я на «ты»? Мне позволительно. Я родился в эпоху уважения к старшим и до сих пор не привык называть грудных детей на «вы», добавляя: «младенец Джексон».
Громову внезапно стало так холодно, что зубы застучали. Мерзкое чувство внутреннего холода накрыло Макса целиком, будто его сунули в прорубь с ледяной водой.
Он поднял глаза на доктора Синклера. Тот продолжал стоять у окна, не глядя на Громова. Директор вынул из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар, достал сигарету и закурил. Оглянулся и пожал плечами, иронично прищурившись.
— Надеюсь, ты не сдашь меня властям. Я начал курить в прошлом веке и намерен сохранить свою антикварную привычку, — сказал он, выпустив серое облако дыма. Повисла долгая пауза. Потом директор медленно произнес: — Создатель «Вторжения» — моя дочь. Дженни Синклер.
— Ваша дочь?! — Громов даже не успел удивиться. — Но...
Звук его голоса вонзился Громову в мозг с такой силой, что Макс непроизвольно схватился рукой за глаз. Появилось ощущение, что тот сейчас вылезет наружу от боли, она сконцентрировалась в виске и пульсировала, отдаваясь в глазной нерв.
«Ну что ж... Замечательно! Ни одного целого паттерна памяти за последние восемь месяцев...»
Дэз... Арена... Жетон... Ворота...
— Что со мной происходит?! — заорал Громов, вскочив и заметавшись из стороны в сторону, на мгновение утратив чувство реальности. Он не мог понять, что случилось.
Доктор Синклер что-то говорил и делал успокаивающие жесты руками.
— Тихо... Здесь тебе ничего не угрожает. Это флэш-бэк. Мозг не справляется с нагрузкой. Он принимает эпизоды игр за воспоминания из реальной жизни. Такое случается с геймерами, которые чересчур увлекаются. Я своими глазами видел проявления военного синдрома у пятнадцатилетних подростков...
Громов шарахнулся от него, держась за пылающий висок, зацепился за стул и что-то задел рукой. Раздался мягкий стук — небольшая статуэтка грохнулась на пол, устланный коврами. С трудом сохранив равновесие, Макс метнулся к окну и вдруг понял, что свет, мягко струящийся сквозь витражи, исходит от плоских люминесцентных панелей, закрепленных на бетонной стене. Скорее всего они глубоко под землей.
— Все ложь... Все обман... — забормотал Громов, беспомощно моргая. Картинка перед глазами помутнела и начала расплываться, словно Максима внезапно поразила сильная близорукость.
— Нет же! — крикнул директор. — Выслушай! Моя дочь примкнула к лотекам. Глупая! Они использовали ее. Их главная цель — Эден. Они пытаются его уничтожить!
Громов судорожно втягивал воздух. Голова закружилась. Ноги подкосились. Пошарив в воздухе руками, Максим нащупал подлокотник дивана. Отступив еще на шаг назад, сел и попытался отдышаться. На удивление — получилось. Зрению вернулась ясность. Картинка перед глазами перестала разъезжаться. Роскошная мебель, ковер, хрустальная люстра вернулись на место, обрели прежний шик и лоск.
— При чем здесь я? — спросил он, глядя на директора в упор.
Тот тяжело опустился рядом. Жестом попросил Громова подождать. Потом заговорил:
— Когда я узнал о твоем проекте — интеллектуальной программе, — то стал рассматривать заявку лично. У меня есть определенное чутье. Я не могу этого объяснить, но всегда чувствую, если кто-то на верном пути. Я верю, что ты способен сдвинуть проект «Моцарт» с мертвой точки. Это то, что касается тебя. Теперь наберись терпения и выслушай мою историю. Тебе это полезно, потому что по дурацкому закону квантовых случайностей твоя судьба оказалась неразрывно связана с моей.
Громов откинулся назад и слушал, не проявляя никаких эмоций. С учетом всего происшедшего за последние три дня удивляться чему-то просто нелепо. Его судьба неразрывно связана с судьбой доктора Синклера, директора Эдена? Что ж... Как любил говорить величайших из физиков Роберт Аткинс, открывший закон квантовых случайностей, «все может быть».
— Как я уже успел сказать, у меня есть дочь Дженни, — директор рассказывал своим обычным бесстрастным, похожим на цифровой, голосом. — Именно она стала причиной того, что теперь мы ставим человечность со всеми ее недостатками выше гениальности.
Директор усмехнулся и покачал головой:
— Есть все же странная ирония в происшедшем. Дженни росла в самом центре хайтек-цивилизации. С младенчества ее окружали роботы, интеллектуальные системы, ученые... За три года до того, как по автобану промчался первый реактивный турбокар, Дженни уже каталась на его миниатюрном прототипе. Я даже представить не могу, почему она примкнула к лотекам. Единственное объяснение этому дает квантоника! Принцип асимметрии в паре! Парные фотоны всегда имеют противоположные спины. Если один принимает положительный, то второй немедленно, даже если находится в сотне километров от первого, примет отрицательный. Закон вселенского равновесия на примере моей семьи... Ладно. На философские разговоры нет времени.
После некоторого молчания директор продолжил:
— Дженни нравилось играть, но миссии обычно казались ей слишком простыми. Однажды она пришла ко мне и сказала, что хочет написать собственную игру. Тогда я познакомил ее с Джекобсом, главным инженером «Фобоса». Дженни поехала к ним на стажировку. В их лабораториях она и создала «Вторжение». Сначала она придумала тренировочную площадку по виртуальной стрельбе — множество мишеней и все известное на настоящий момент оружие. Дженни сделала игру по мотивам своего любимого старого фильма ужасов — я купил для нее права на образ монстров. По мере разработки у Дженни появлялось все больше и больше идей. Игра усложнялась, пока не приняла свой настоящий вид. Хоть «Вторжение» создано много лет назад, оно до сих пор является одной из самых сложных — если не самой сложной — игр. Когда она появилась на рынке, то не принесла «Фобосу» больших прибылей. «Вторжение» получилось слишком мрачным, слишком страшным и слишком трудным для бестселлера. Но Дженни осталась им довольна.
А после начался настоящий кошмар. Мне позвонил директор Интерпола и попросил приехать. При встрече он начал сообщать мне одну ужасную новость за другой. Во-первых, что Дженни — хакер, известный под ником Электра. Во-вторых, у них есть доказательства ее вины и они обязаны произвести арест. И в-третьих...
Директор чуть побледнел, кашлянул в кулак. Похоже, признание давалось ему нелегко.
— В-третьих, именно Дженни помогла Джокеру уничтожить... уничтожить то, над чем я работал больше пятнадцати лет. Я... я был зол. Я был в отчаянии. Я до сих пор не понимаю, как она могла так поступить! Но поговорить об этом нам так и не удалось. Когда я вернулся домой — Дженни уже не было. Она исчезла. Я искал ее. Хотел понять! А потом... Потом была атака на Эден. Первая. Когда технопарк разрушили до основания. Среди нападавших была Дженни. Вместе с Джокером! Я не знаю, понятия не имею, за что она так ненавидит меня! Она моя дочь, но... — на мгновение директор прикрыл глаза рукой. — Мне ничего не остается, как бороться с ними! Они хотят разрушить Эден. Стереть с лица земли все то, над чем я работал всю жизнь! Джокер считает, что мы отравляем землю. Какой бред! Если бы не Эден, человечество давным-давно бы начало вымирать из-за голода, болезней, нехватки воды! Он даже представить не может, какой хаос начнется, если техносфера исчезнет! Чем он будет кормить двенадцать миллиардов человек? Где он возьмет достаточное количество пресной воды? Лекарств? Строительных материалов? Все это дает Эден! На планете больше нет ресурсов, нет свободного места! У природы нет сил на восстановление! Если Джокер победит — сначала начнется мор, потом бойня из-за остатков пищи, а под конец останется лишь голая, выжженная дотла пустыня. Его надо остановить. Для этого создается «Моцарт»...