Внезапно он понял, что грохочет уже только его М—16. Майлс положил руку ему на плечо. С другой стороны стояла Луиза Канаретти.
— Все кончено, — сказала девушка. — Они мертвы или разбежались. Ты победил.
Фрост видел, что она права — впереди были только трупы и кровь. Но в любой момент могло появиться подкрепление. Пора было уходить отсюда. Фрост посмотрел на Луизу.
— Одного из них я не смог достать сегодня, — глухо сказал он. — Возможно, мне не удастся это сделать и завтра, и через год, и через два. Но рано или поздно я доберусь до него. И он может уже сейчас писать завещание.
Он сложил руки рупором у рта и прокричал, обращаясь к молчаливой громаде дворца?
— Ты слышишь меня, ублюдок? Али Хасан Фудани! Ты уже покойник. Это говорю я, Хэнк Фрост!
Глава четырнадцатая
Фургон — к счастью — оказался на месте, и Фрост мысленно возблагодарил Бога. Этот фургон они угнали еще вечером и загрузили его провизией и всем необходимым.
“Лендровер” они взорвали, чтобы сбить со следа погоню. Пусть думают, что участники нападения на дворец погибли. Но им повезло еще раз — люди шейха устремились совсем в другом направлении, разыскивая мужчину с одним глазом, двух женщин и наемников. Тех из них, которым удалось выжить.
Те, кто выжил… Фрост сидел в фургоне, голова Луизы Канаретти покоилась на его плече, а единственный глаз капитана не отрывался от лица Джули Пульман, которая лежала на подстилке на полу автомобиля.
Луиджи Лючиано погиб, когда бросился животом на гранату, чтобы спасти Больса и Смита.
Затем получил свое Больс — очередь из автомата буквально снесла ему голову с плеч.
Санни Смит принял три пули левой ногой и еще одну — правым предплечьем, но, по мнению Жильдера, должен был выкарабкаться, если не разовьется заражение крови.
Арон Коэн был ранен в руку, но не очень опасно. К этому времени кровотечение прекратилось, и он уверял всех, что с ним полный порядок.
Колдуэлл Майлс, американский ниндзя, вышел из заварухи без единой царапины, но в его глазах появилось какое-то новое ожесточенное выражение. Фрост подумал, что если бы он сейчас взглянул в зеркало, то увидел бы подобное выражение и в своем глазу.
Слишком большие потери, слишком большие даже для них, солдат фортуны. Сколько они убили охранников, никто не считал. Фрост пытался вспомнить, но не мог. Лишь одно капитан мог сказать определенно: после того, как он узнал о судьбе Джули, убийство людей шейха стало доставлять ему удовольствие. И это было тревожным симптомом.
И сейчас у Фроста была главная цель в жизни — уничтожить Али Хасана Фудани и капитан чувствовал, что пока не избавит мир от этого злого демона в образе человека, он не сможет спать спокойно.
Он пообещал себе сделать это. И не было тут места всякой поэтической ерунде, вроде священной клятвы мести; Фрост не призывал Бога в свидетели и не уверял, что отрежет шейху язык, дабы покарать его за совершенное преступление. Нет, он просто знал, что рано или поздно убьет его. Как это будет — неважно. Главное — отобрать жизнь у этого чудовища. Любым способом, даже самым прозаическим.
Фрост мог, в принципе, нарушить любое свое обещание, но только не то, которое дал самому себе. И уж тем более, не в этом случае, поскольку его обещание в равной степени касалось и несчастной изуродованной женщины — Джули Пульман.
Они ехали сквозь ночь, через пустыню, затирая следы шин с помощью все того же одеяла. К полудню добрались до заранее подготовленного места, в котором можно было отсидеться и переждать.
Это было высокое скалистое плато, на вершине которого стояли несколько давно покинутых людьми домиков. Здесь можно было отдохнуть некоторое время в относительной безопасности, даже в случае, если бы шейх организовал поиск с воздуха.
Несмотря на усталость, Фрост сидел по-турецки на полу в одном из домиков и сосредоточенно рылся в рюкзаке. Наконец он нашел то, что искал — бутылку виски. Открыл ее, поднес горлышко к губам и сделал большой глоток. А потом привалился спиной к стене, глядя перед собой.
В крыше помещения была дыра, и сквозь нее Фрост мог видеть голубое ясное небо, не подвергая себя воздействию палящих солнечных лучей. И так он сидел один и думал. Джули Пульман до сих пор не пришла в себя, но сердце ее билось размеренно и спокойно.
Морис Жильдер проверил и убедился, что Луиза Канаретти не преувеличивала — язык действительно был вырезан, причем очень аккуратно и профессионально. Луиза объяснила, что шейх поручил эту “работу” дворцовому хирургу, а у того уже накопился приличный опыт такого рода операций.
Фрост снова глотнул из бутылки. Джули лежала в соседнем доме, а Луиза Канаретти пока приводила себя в порядок и переодевалась в те вещи, которые Джули привезла для нее.
Остальные наемники или отдыхали, или несли караульную службу снаружи. В первую смену заступили Жильдер и Майлс, как наименее пострадавшие во время сражения во дворце.
Фрост опять посмотрел на бутылку.
— Черт побери, — буркнул он и закрыл ее, завинтив пробку, чтобы не разлилось.
Он продолжал задумчиво смотреть на небо над головой, потом закурил сигарету и услышал чьи-то шаги.
Фрост повернул голову. Это была Луиза Канаретти, но он не сразу узнал ее. Одежду наложницы из гарема она сменила на брюки цвета хаки, рубашку с длинными рукавами и пару удобных легких сандалий.
— Как дела, Хэнк?
— Ты выглядишь потрясающе, Луи, — ответил Фрост, жадно затягиваясь сигаретой.
— Дай мне закурить, ладно?
— Конечно, возьми.
Он бросил ей пачку и зажигалку. Девушка поблагодарила кивком, вытащила сигарету, прикурила, затянулась и долго держала дым в легких.
Потом она села рядом с ним на пол и вернула пачку и зажигалку.
— Значит, мой отец нанял тебя и твоих парней. Я знала, что он не оставит меня в беде. Сколько он вам платит?
— Четверть миллиона долларов. Но работа этого не стоила, если ты не обидишься на такие слова.
— Да ладно, брось. Я поняла, что ты имеешь в виду. Ты чертовски смелый парень, Хэнк. Тебе об этом уже говорили?
— Да, я догадываюсь, — ответил Фрост.
— А что ты собираешься предпринять в отношении того дела?
— Не волнуйся, я разделаюсь с шейхом. Не знаю, правда, когда, но…
— Я не об этом.
— А о чем?
Выпитое на голодный желудок виски оказывало свое действие, и Фроста начинало клонить в сон, но он боялся уснуть, чтобы ему не приснилась Джули Пульман.
— Я говорю об этих хреновых фашистах. Они работают на шейха — я подслушала один разговор и знаю это. Они собираются укокошить…
Фрост резко вскочил на ноги, услышав звук выстрела, который прогремел где-то рядом. В следующий миг он уже выскочил из домика и бежал по пыльной улочке, сжимая М—16 в обеих руках. Порыв ветра бросил ему в лицо горсть песка, но он даже не заметил этого. А потом раздался громкий крик Жильдера:
— Сюда! Черт возьми, сюда! Скорее!
Фрост свернул и помчался на голос, к домику, в котором они оставили Джули Пульман.
Он заметил в дверном проеме Жильдера, который склонился над чем-то, а потом выпрямился и повернулся. Фрост никогда не видел, чтобы негр был таким бледным.
Он подбежал ближе, с трудом переводя дыхание. Глаза Мориса смотрели строго и скорбно.
— Наверное, она пришла в себя раньше, — сказал он глухо, — и спрятала под одеждой один из пистолетов, которые мы захватили во дворце. Господи, зачем?
Он тряхнул головой и скрылся за углом дома. Фрост оттолкнул Луизу Канаретти, которая уже стояла рядом.
— Побудь здесь.
Затем он вошел в домик. Здесь не было дыры в потолке, и освещение было слабое. Фрост только обрадовался этому.