Одно веко Ины Джонсон нервно задергалось.
– То, что вы из Стоддард-Хилла, не дает вам права так разговаривать с нами или угрожать нам.
Бриттани взглянула мимо женщины на ее мужа.
– Немедленно приведите сюда Ахмеда.
Мужчина отвел глаза от ее пронизывающего взгляда.
– Сожалею, но должен сказать, что мне пришлось велеть его… высечь.
Торн шагнул вперед, а Джонсон быстро попятился.
– Что? – прошипел Торн сквозь зубы. – Вы уведомили моего первого помощника, что ему не причинят вреда.
Теодор Джонсон неловко переступил с ноги на ногу.
– Тут, видите ли, какое дело. Мы знали, что сегодня вы приедете за Ахмедом, поэтому решили, раз уж потеряли на нем деньги, то по крайней мере могли бы использовать… Мы поместили его с тремя нашими самыми крепкими молодыми рабынями. А когда он отказался… ну, вы знаете, я велел его раздеть и высечь. Мы у себя на плантации не терпим непослушания.
Бриттани резко развернулась к мужчине.
– Вы дурак! Ахмед не мог сделать то, что вы требовали. Он же евнух. Наверняка он сказал вам об этом.
Лицо Джонсона побелело под загаром.
– Чертов упрямец! Уверяю вас, он промолчал. Я понятия не имел…
– Разумеется, он вам не признался! – гневно бросила Бриттани. – Ахмед – человек замкнутый и гордый. С какой стати он стал бы вам в чем-то признаваться? – Слезы заблестели у нее на глазах. – Немедленно отведите меня к нему.
Торн бросил на Теодора Джонсона предостерегающий взгляд.
– Вам лучше сделать, как она говорит.
Джонсон развел руками.
– Я подумал, что мог бы предложить вам полторы тысячи долларов за Ахмеда.
Бриттани разозлилась окончательно.
– Вы оскорбляете меня, сэр. Ахмед – свободный человек, и никто не будет ни покупать, ни продавать его.
Торн, сверкая глазами, шагнул к Теодору Джонсону.
– На вашем месте я бы не мешкая сделал то, на чем настаивает моя жена.
Джонсон подтолкнул свою жену в сторону ступенек, давая понять, чтобы шла в дом.
– Идемте, – сказал он Торну, – я отведу вас.
Торн взял Бриттани под руку, и они пошли рядом с мистером Джонсоном. Бриттани была так зла, что не решалась заговорить, не доверяя себе. Когда они пришли к строению, стоящему в стороне от других, Джонсон жестом предложил им войти.
– Это изолятор. Как вы увидите, о нем заботятся наилучшим образом.
– Его не пришлось бы лечить, если бы не ваша жестокость, – с чувством сказала Бриттани. Она оттолкнула мистера Джонсона и вошла в длинное узкое строение с грязным полом. Когда глаза ее привыкли к темноте, она увидела три соломенных матраса на полу.
Она бросилась вперед и вскоре отыскала Ахмеда. Тот лежал на животе, и она в ужасе вскрикнула, увидев красные рубцы, глубоко врезавшиеся в кожу его спины.
Она опустилась на колени рядом с ним, и слезы ослепили ее.
– Ох, Ахмед, Ахмед, что же они с тобой сделали?
Глаза Ахмеда открылись, и он попытался подняться.
– Маленькая госпожа, это вы, или это опять сон?
Она сжала его руку.
– Это явь. Я приехала, чтобы забрать тебя отсюда.
– Не позволяйте им больше бить меня, госпожа. И простите меня, потому что деньги, которые дал мне господин Симиджин, украл работорговец.
Горький всхлип вырвался из горла Бриттани, и она повернулась к Теодору Джонсону.
– Вы совершили черное дело, сэр. Причинили боль нежнейшей на свете душе.
У хозяина плантации не было на это ответа, и он отвел глаза от ее обвиняющего взгляда.
– Не бойся, Ахмед, – сказал Торн, помогая евнуху подняться. – Мы отвезем тебя домой. Больше никто никогда не ударит тебя.
Вскоре Ахмед был удобно устроен на третьем этаже Стоддард-Хилла. Эсмеральда наотрез отказалась подниматься по лестнице в его комнату, но приготовила одну из своих исцеляющих мазей для его ран, после чего боль уменьшилась.
Отцу Торна теперь не требовался постоянный уход, он уже мог вставать с постели, и Бриттани делила свое время между двумя больными.
Торн уехал в Чарлстон в тот же вечер, как они привезли Ахмеда домой, и с тех пор от него не было ни слуху ни духу. Тревожная тишина повисла над Стоддард-Хиллом, словно все ждали, что что-то должно случиться.
Бриттани заглянула в комнату Ахмеда и обнаружила, что он спит. Когда она накладывала мазь ему на раны, он даже не пошевелился. Она была рада видеть, что спина его отлично заживает, и не сомневалась, что не позже чем через неделю он окончательно поправится.
Бедный Ахмед слишком дорого заплатил за то, что поехал с ней в Америку.
Бриттани спустилась на второй этаж, собираясь пойти в комнату Бена и почитать ему перед ленчем. Услышав в холле перешептывание, она прижалась спиной к стене. Вильгельмина и доктор Кросс, похоже, о чем-то горячо спорили.
– Ты совсем рехнулась, Вильгельмина. То, о чем ты просишь, невозможно.
Вильгельмина просверлила Кросса гневным взглядом.
– Ты сделаешь, как я скажу, Джордж. Ты слишком глубоко увяз в этом, чтобы теперь отойти в сторону.
Бриттани отвернулась, когда доктор Кросс сграбастал Вильгельмину в объятия и начал бесстыдно гладить ей грудь.
– Ты же знаешь, что я сделаю для тебя все, – хрипло пробормотал он. – Все, что мне нужно для счастья, – это забраться к тебе между ног.
Бриттани затошнило от отвращения. Она и раньше подозревала, что Вильгельмина и доктор любовники, теперь же окончательно убедилась в этом. Ей было противно наблюдать за этой отвратительной сценой. Неужели у Вильгельмины нет ни стыда, ни совести? Как она может вытворять такое прямо перед спальней своего мужа?
Бриттани услышала, как дверь открылась и закрылась. Когда она подняла глаза, коридор был пуст. Очевидно, Вильгельмина повела любовника к себе в комнату.
Бриттани быстро прошла по коридору и спустилась на первый этаж, не желая встречаться с Вильгельминой. Как она теперь посмотрит в лицо женщине, зная правду о ней и докторе Кроссе?
Бриттани хотелось подышать свежим воздухом и уйти подальше от угнетающей атмосферы, нависшей над домом. Она выбежала в дверь и заспешила через широкую лужайку, ведущую к реке.
Здесь хорошо дышалось, и она наблюдала, как вода плещется о берег. Несколько дней Бриттани удавалось не думать о том, что Торн с Вильгельминой когда-то были любовниками. Теперь ее передернуло, когда она представила Торна на месте доктора.
Ей трудно было поверить, что такой мужчина, как Торн, предал бы своего отца из-за подобной стервы. Она вытерла набежавшие на глаза слезы. Похоже, здесь все погрязли в обмане. Полно, да место ли ей тут? В одном Бриттани уверена: она больше не наивна. Она увидела грязную сторону жизни, которая долгие годы была от нее скрыта.
Бриттани не замечала приближающегося к ней сзади Торна, пока он не покачал изумрудным ожерельем у нее перед носом. Поскольку она отдала изумруд Кэппи для покупки «Победоносца», то была потрясена, что он попал в руки Торна.
Повернувшись, она увидела, что челюсть его напряжена, а глаза горят гневом.
– Если б я хотел твоей помощи, я бы попросил о ней, Бриттани. Должно быть, ты решила, что поступила очень умно, использовав вымышленное имя для покупки «Победоносца».
Чувство, проникшее ей в душу, было таким же холодным и тяжелым, как камень у нее в руке.
– Я только хотела помочь.
– И у тебя могло бы выйти, не будь мой поверенный таким честным. Он видел тебя как-то раз в Чарлстоне и обратил особое внимание на этот изумруд. Когда точно такой же был вручен ему в качестве платы за «Победоносец», он сразу же узнал его. Остальные свои драгоценности ты найдешь у себя в спальне.
Она протянула ему ожерелье.
– Торн, пожалуйста, возьми его. Я хочу отдать его тебе.
Он сунул руки в карманы.
– Ты ничего не знаешь о мужской гордости, Бриттани. Это я должен дарить тебе драгоценности, а не брать их у тебя.
Она понимающе кивнула.
– Я уже как-то говорила тебе, что многого не понимаю в этой стране.
– Мне интересно, откуда ты взяла это имя – «леди Джулианна Мэридон»?