- Откройте, господа, - прокричал доктор Нильсон: - Мы хотим попасть на поезд.
На мгновение кто-то подошел к большому окну на втором этаже и тут же скрылся в глубине помещения. Я успел заметить, что это высокий мужчина в красном свитере. У него было узкое лицо с длинным носом. На голове красовался какой-то металлический предмет, то ли кастрюля, то ли дуршлаг.
- Там кто-то есть, и он нас видит, - сказал я.
Мы немного постояли, не зная, что делать. Потом София неожиданно подобрала с земли камень и бросила в окно второго этажа. Стекло звякнуло, но не разбилось. Только тогда ожил небольшой динамик рядом со входом:
- Уходите, вы пришли не вовремя.
- Постойте! - воскликнул доктор Нильсон: - Мы всего лишь беженцы. Нам очень нужно на поезд.
- Приходите завтра, - ответил динамик: - Мы тут всё делаем строго по расписанию и двери открываем с десяти до одиннадцати.
- Но ведь нам придется ждать весь вечер и всю ночь, - пробормотал я: - А что если завтра проспим или не успеем?
Динамик больше не отвечал. Мы стояли возле дверей еще минут пятнадцать. Часы на белой сферической башенке пробили шесть. Буквально через мгновение заиграла громкая музыка, она доносилась из динамиков на фасаде. В зале на втором этаже зажегся свет. Люди подошли к большому окну и начали танцевать. Их было четверо: старый знакомый в красном свитере, еще двое мужчин и одна женщина. Все носили на головах стальную посуду. Зрелище было диким и завораживающим. Когда мелодия сменилась, София сказала:
- Это песня моей мамы.
- Красивая, - ответил я. На этот раз слова были вполне приличными, но голос Хоуп мне нравился больше. Он был звонкий, а этот с хрипотцой и надрывом.
София запела. Сначала тихо, а потом в полный голос. Доктор Нильсон начал пританцовывать и выразительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Старик указал взглядом наверх на обитателей вокзала. Только тут до меня дошло, что нужно танцевать. Я стал неловко двигаться. Мои па больше походили на движения боксера в ринге, но что поделаешь. Это безумие продолжалось пятнадцать минут. Мне можно сказать, понравилось. Все, кроме Софии, танцевали не слишком изящно и умело, так что стыдно не было. Ровно в четверть седьмого музыка вдруг стихла. Из динамиков раздалось:
- Можете входить, если пообещаете поддерживать наше расписание.
- Слово чести, - поспешно ответил доктор Нильсон.
Раздвижные двери открылись, и мы зашли в вокзал. По лестнице бегом сбежал мужчина в красном свитере.
- Скорей! Мы не должны выбиться из графика, - сказал он, протягивая нам одинаковые наручные часы: - Следите за временем, и наденьте на головы конденсаторы.
Впереди стоял столик на колесиках, на нем лежали стальные округлые крышки. У нас в интернате такими накрывают тарелки с едой, когда приносят их больным в лазарет.
- Зачем всё это? - спросил доктор Нильсон с явным интересом.
Человек в красном свитере нервно посмотрел на часы, но всё-таки ответил:
- Мы собираем психическую энергию, чтобы защититься от поезда. Осторожно! Он прибудет ровно в девять часов!
- Защититься? - попробовал спросить старик.
Человек в красном свитере приложил палец к губам и жестом позвал нас за собой. Мы прошли в просторный зал ожидания с видом на пути. Местные уже устроились в удобных креслах.
- Спим ровно до семи часов, - сказал наш провожатый: - Ведите себя тихо.
Мы забрались в самый дальний угол, устроились в креслах и переглянулись.