- Почему?! - в голосе старика звучало недоверие: - Не мог бы ты пояснить.
- Пока все спали, я был... - слова начали застревать в горле, руки задрожали, лоб покрылся испариной: - Обещал не рассказывать. Просто поверьте - там смерть.
Перед моими глазами встала черно-белая картинка маленького монитора. Усатый поднимает руки, кричит, а потом его голова превращается в серое конфетти. Слезы начали душить меня, я закрыл лицо руками.
- Ну-ну, успокойся, - Хоуп погладила меня по голове: - Не давите на него! Видите же, случилось что-то страшное!
Два глубоких вдоха привели меня в чувства.
- Ты уверен? - серьезно спросил доктор Нильсон.
Я кивнул.
- Что ж дела плохи, - задумчиво сказал старик: - Мы сегодня говорили с Яном. Кажется, он не собирается выпускать нас, хочет и дальше штурмовать Центральный вокзал.
- Мы проехали нашу чудесную станцию рано утром, - пояснила Хоуп: - Тогда еще все спали. Вечером там будем снова. Расписание у Яна в планшете.
- Думаю, ты должен с ним поговорить, рассказать всё что сможешь, - решил доктор Нильсон.
Я засунул руку в карман куртки и крепко сжал скакалку.
- Спокойно, - сказал старик: - Тут все люди здравомыслящие. Просто поговорим.
- Хорошо, - ответил я, но внутри было неспокойно.
Доктор Нильсон покинул нас и через десять минут привел Яна.
- Ну, малыш, - сказал исследователь: - У тебя есть важная информация?
Я сбивчиво повторил свои слова про смерть на Центральной станции.
- Мне нельзя рассказывать, что-то мешает говорить. Но я точно знаю, что возвращаться нельзя. То, что живет там, на станции, убило вашего друга с усами. Он захотел остаться, и его голова просто взорвалась!
- Всё нормально, парень! - Ян похлопал меня по плечу: - Ты молодец, что всё рассказал. Думаю, мы имеем дело с гипнозом. Те, кто контролируют вокзал, способны на многое. Они влезли к тебе в голову и внушили выгодные им мысли.
- Но я видел всё на самом деле!
В моей голове вдруг возник образ голубоглазой. Она погрозила мне пальчиком. После этой беседы с нами продолжали общаться вежливо, но внимательно следили за всеми перемещениями и настоятельно просили не покидать первый вагон. Через полчаса состав прибыл на конечную, в маленький приморский городок, набрал влажного воздуха и отправился в сторону Центральной станции.
Я смотрел в окно и тяжело дышал. В груди ворочались колючие льдинки. Все мои силы уходили на борьбу с подступающим приступом. К счастью, больше ничего не нужно было делать, так что я справлялся. Эх, если бы я мог переговорить с Хоуп! Она нашла бы подходящие слова. Но девушка оставалась на своем месте у окна, пересаживаться нам не разрешали.
Ближе к вечеру случилось кое-что интересное. На одной из станций подобрали и привели в вагон нового пассажира. Это была Нина из нашего приюта. Девушка выглядела неважно - волосы растрепаны, куртка порвана, руки в царапинах. Хоуп проводила подругу долгим недобрым взглядом. Видимо не простила предательство на бензоколонке. Я на наших ребят не злился. Когда еще жил с мамой, мы постоянно прощали папу. Так что привык. В общем, никто не подал виду, что мы знакомы. Нину посадили на противоположной стороне вагона.
Когда солнце зависло у горизонта, и вагон залило оранжевым светом, доктор Нильсон попытался еще раз переговорить с Яном.
- Я понимаю все ваши сомнения, - сказал старик: - Но с нами дети. Не хотелось бы рисковать их жизнями. Может быть, высадите нас на следующей станции возле торгового центра?
- Не получится, дружище, - улыбнулся Ян: - У нас каждый человек на счету. Если я отпущу вас, все остальные потеряют надежду.
- Понимаю вас, молодой человек, - улыбнулся доктор Нильсон.
Исследователь ушел, а вскоре появилась парочка крепких железнодорожников, и нас приковали наручниками к подлокотникам кресел.