На самом деле, все сотрудники Бруклина вели себя странно, когда смотритель был в комнате. Они становились тихими, неподвижными, застывшими как солдатики.
— Разве тебе не любопытно посмотреть, что они там строчат на своих блокнотах весь день?
— Не уверена, что хочу знать, — сказала Кей. — Скоро перестанешь замечать, и чем меньше внимания он будет уделять нам, тем лучше.
— Третий день, — сказал он самым заносчивым, гнусавым голосом, которым мог. — Пациенты все еще здесь и все еще полностью сумасшедшие, — голос Рикки упал. — Он действительно думает, что может изменить тебя? Или меня.
Она пожала плечами, добавив несколько деревьев под парусник и облако.
Он держит меня здесь в качестве одолжения моему папе. Надеюсь, денег хватит, чтобы сделать его счастливым. Если он счастлив, тогда может он просто оставит меня в покое.
Рикки ухмыльнулся на это, но его улыбка быстро потускнела. Он ненавидел, когда его так изучали. Смотритель и сестра Эш даже не догадывались об этом. Они, очевидно, обсуждали его, рассматривая его как какой-то образец под стеклом. Он оглянулся назад, провоцируя их что-то сделать.
Рядом с надзирателем и медсестрой на стене висели фотографии, которые Рикки видел несколько раз, когда приходил и выходил из большой общей зоны. Он старался не смотреть, всякий раз проходя мимо фотографий. Они не были похожи на те, которые должны быть выставлены на всеобщее обозрение. Изображения пациентов, таких как они — некоторые сидят тихо в своих комнатах, другие привязаны к столам в центре полного лекционного зала. Каким-то образом эти фотографии были еще более болезненными, когда смотритель стоял рядом с ними, совершенно не зная или беспокоясь о них, как будто они были акварелью или семейными портретами.
— Эти фотографии… — сказал он.
Они должны были работать в своих маленьких желтых подушечках с их грустными, тупыми мелками, единственными письменными принадлежностями, которые им доверяли. Рикки не интересовало самоубийством, но правда, в этот момент он был готов засунуть мелок в своё глазное яблоко, чтобы добиться чертового визита от своей матери.
— Я ненавижу их, — пробормотала Кей с содроганием. — Никогда не смотрю на них.
— Не кажется ли странным, что их так выставляют? — спросил Рикки себе под нос.
— Я думаю, что в этом-то и дело, — сказала она. — Думаю, они должно быть как угроза. Предупреждение.
— Они и есть предупреждение.
Рикки отвел взгляд от Кей, повернувшись к молодому человеку, который заговорил. Рикки не уделял ему много внимания раньше, так как, как и другие пациенты, он работал почти в полной тишине. Послушание. Он выглядел немного старше Рикки, но в этом было трудно быть уверенным. У него был красивый, нестареющий взгляд, с сонными голубыми глазами и дружелюбным ртом.
— Вы двое много болтаете, — добавил парень. — Я должен знать, я был… ну, я просто знаю, что медсестры не любят, когда много разговаривают. Весь наш стол может быть наказан. Они наблюдают.
— Расслабься, Таннер, — ответила Кей. Она не была вспыльчивой, просто нежной. — Мы будем говорить тише, хорошо?
Это не успокоило Таннера. У него было встревоженное выражение лица, как будто он навидался много плохого.
— О, отлично, он идет сюда.
Видимо, было слишком поздно говорить тише. Когда смотритель подошел, Рикки не разрывал зрительный контакт. Не смог бы, даже если б захотел. Большинство взрослых не сильно его запугивали, но в этом парне-смотрителе было что-то другое. Он не выглядел сумасшедшим или даже обеспокоенным, просто пустым, как будто его кожа была маской для другого лица позади.
— Из-за меня у нас будут проблемы, Кей? — прошептал Рикки.
— Я говорил тебе, — пробормотал Таннер, склонив голову над своим дневником.
— Вы оба, без паники, — сказала Кей. — Наверное, он просто хочет поздороваться. Ты же новенький, помнишь?
— Ты мне никогда не дашь забыть.
Кей переворачивала страницы их журналов обратно к пунктам, где они начали свои ежедневные записи. Смотритель пересек комнату в неторопливом темпе, Рикки уже начал видеть пятна в углу его глаз. Ослепительно интенсивные лампочки освещали все комнаты. Эта комната никому не дала бы забыть, что это больница — место, где проводилась операция. От этой мысли у него появился ком в горле. Кей рассказывала ему подробности о больнице в Калифорнии, куда отправили ее тетю. Они проводили всевозможные жестокие эксперименты над пациентами. Поскольку они были «нежелательными» и «извращенными», врачи могли делать все, что хотели. Рикки успокоился, по крайней мере, Бруклин не такое место.