— Ну как? Всё правильно?
— Ни одной ошибки, — не могу в это поверить, отвечал я, он продолжал дальше.
— «Хельсинкский Заключительный Акт, который вобрал в себя десять основных принципов диалога и сотрудничества между государствами, которые принимали участие в Совещании по Безопасности и Сотрудничеству в Европе, заложил краеугольный камень большей свободы и безопасности в Европе. И, что более важно, он заложил основы для перемен в Европе.» Что, будешь слушать дальше?
— Хватит! — говорил я, пытаясь про себя повторить первую строчку. «Проблема обеспечения безопасности в европейской — одна из проблем….» — нет, моя память на несравнимом уровне с Володиной.
Корчак закончил Одесский институт водного транспорта и был судовым механиком на кораблях дальнего плавания. Это обстоятельство меня с ним сближало, потому, что я тоже был моряком, но был отчислен с пятого курса и из меня не получился штурман дальнего плавания. Как отличного механика Одесское пароходство отправило Владимира в Швецию полномочным представителем для ознакомления с зарубежным судовым оборудованием. Когда пришла пора возвращаться на Родину, он принял решение остаться на Западе и стал работать на шведском корабле механиком. Через четыре года его корабль зашёл в Онежский порт на Белом море загрузиться лесом.
«Как тесен мир», — думал я, когда Корчак рассказывал мне об этом. Он сошёл с корабля в порту города Онега и оказался на набережной имени Петра Алексеевича Попова, названной в честь моего деда! В детстве мы с Мишей приезжали в этот город из Ашхабада, где жили с родителями, и проводили здесь летние каникулы у бабушки.
— Меня не могли арестовать на корабле, и капитан сказал: «Главное, не сходи на берег». Я всё-таки решил сойти и и остаться, считая, что я никаких советских законов не нарушил. До отхода корабля я гулял по Онеге, и в КГБ сказали, что меня не за что преследовать и я могу ехать домой, на Украину. Капитан, как знал, что как только отдадут швартовые меня сразу арестуют, — бубнил Володя. — Как он просил меня не делать этого! Только швартовые отдали, меня сразу и повязали. Припаяли мне статью «Злоупотребление служебным положением», медэкспертиза признала меня невменяемым. Отправили в Казанскую спецбольницу, где я пробыл два года до 1973 г., откуда меня привезли в больницу общего типа на Игрень, по месту жительства. Прошло первых полгода, должна была состояться медкомиссия с решением о моей выписке, но её нет. Прождав два месяца, имея свободный выход из отделения, я поехал в КГБ. Посещение КГБ было рассмотрено как побег из больницы, и меня через несколько дней привезли сюда. Здесь мне врач сразу объяснил, что все предыдущие годы, проведенные в Казани и на Игрени, в счет не идут, что приготовься на «всё с начала».
Я знал продолжение этой истории, Корчак о ней не любил говорить. Из-за того, что с ним случилось, он решил покончить с собой. Он висел в петле на трубе в туалете, когда туда случайно зашел больной и, увидев его, вызвал санитаров. После этого случая прошло два года, но бурый шрам от петли на шее напоминал об этом трагичном дне в его жизни. Наказание за этот поступок Владимир не понес, может, потому что его отец был высокопоставленным сотрудником органов внутренних дел и был лично знаком с начальником больницы Пруссом.
Как правило, за попытку самоубийства врачи карали очень жестоко. Больному сначала могли прописать «сухой бром» (быть избитым санитарами), затем поместить на вязки по рукам и ногам в усмирительную рубашку, предварительно пропитанную водой, высыхая она тисками сжимала тело, а потом колоть в четыре точки (в ягодицы и под лопатки) сульфазин для адской боли с температурой тела до сорока одного градуса, а чтоб сильней тело наизнанку выворачивало, врач добавлял уколы галоперидола или еще более жуткого триседила.
Мне было трудно понять решение Володи вернуться на Родину. На Западе он читал много литературы о Советском Союзе, хорошо знал историю этой страны с её огромным ГУЛагом, и, как он мог не знать, что может ожидать его после возвращения?!
51
АВСТРАЛИЕЦ СТЁБА И УЧИТЕЛЬ СЕРЫЙ
Пришла осень. Я продолжал работать в швейной мастерской. Вместе со мной на работу выводили Виктора Соколова, спокойного парня и приятного собеседника. Проучившись три года в мединституте, он бросил учёбу и был призван на службу в армию в подразделение, сопровождающее воинские грузы. Однажды, находясь в поезде, он чистил свой автомат, вставил рожок с патронами и… выстрелил в лейтенанта, убив его наповал. Два солдата-сослуживца от страха выскочили на ходу из вагона поезда.