Один — Лёша Ефимов, по прозвищу Пузырь, потому что был маленького роста и весь надутый, как настоящий пузырь. Лёшка уже шестой год лечился в больнице за клевету на государственный строй. Он был убеждённым социалистом и считал, что Политбюро ведёт страну по неправильному пути. Он написал статью со своими соображениями в «Комсомольскую правду», указав свой обратный адрес. КГБ при обыске обнаружило у него записи, сделанные им после прослушивания западных радиопередач, чего вполне хватило, чтобы посадить его в сумасшедший дом.
Другим был Андрей Бекиш. В споре со своей невестой он откусил ей кончик носа, за что и угодил на лечение в спецбольницу. Два месяца назад его невеста приезжала к нему на свидание, кто теперь её с откушенным носом полюбит. Вернулся он после свидания в отделение расстроенный. Завотделения, его врач, по кличке «Рыбий Глаз», спросил у него что случилось и за грубый ответ врачу, Николаю Карповичу, Бекиш два месяца получал интенсивное лечение. Сегодня после этого он первый день вышел на работу. Несмотря на мороз, работа на стройке кипела. Одни больные кирпичи подают, другие воду вёдрами таскают в нашу бочку, обогреваемую костром. Мы ломом и лопатой долбим замёрзший песок и закидываем его в грохочущую бетономешалку, заливая теплой водой. У меня с Бекишем сил нет, а маленький проворный Пузырь один за троих работает и ещё смеётся. Мы только в бытовку к печке погреться по очереди успеваем бегать.
К обеду пришел прапорщик с рацией через плечо и дал команду построиться. Сделал перекличку, прощупал у всех карманы и повел на обед. Столовая находилась рядом с кухней, еда была такой же, как и в отделении, только здесь можно было есть эту бурду до отвала, сколько влезет.
После обеда полагался недолгий отдых. Кто-то шел в бытовку играть в домино, кто-то дремал у печки, а я решил походить по этажам и посмотреть стройку. На всех этажах ломали стены, выложенные из кирпича недавно, а рядом выкладывали новые. Внизу загремела бетономешалка и я быстро помчался вниз.
— Леха, объясни мне, почему там хорошие стены ломают, другие строят.
— А потому, что начальство сменилось. Был Прусс, велел делать небольшие палаты и кладку в один кирпич, теперь начальник — Бабенко, он решил, что такие палаты будут слишком малы и перегородки слишком тонкие. Новая метла по-новому метёт! Эй, Колесо! — вдруг Лёшка обратился к плотному парню, который таскал нам в бочку воду. — Расскажи, как ты жену замочил?
— Как? Очень просто.
Колесо отбросил пустые ведра и стал изображать сцену убийства.
— Взял топор, и — трах сзади по голове! Ну, она бах — на пол и дрыгается. Тут-то мне её так жалко стало! Ну, я её еще по голове бах, бах, смотрю — готова, теперь мучиться не будет.
— Значит тебе её жалко стало? — подтрунивал Лешка.
— Да, очень жалко было.
— Ну, а что потом? Ты ведь, наверное, столько жаркого нажарил, не ломайся как девочка, рассказывай, как менты к тебе приехали, а ты им жаркое из печки предлагал.
— Да, было такое, — нехотя соглашался Колесо, по имени Коля.
Бекиш, бойкий на язык парень, бросил лопату и от души смеялся. Я не знал, можно ли всему этому верить, может, Пузырь это всё выдумал и теперь вытягивает как признание у этого дурака.
— Меня на дурку привезли потому, что я «косил» на экспертизе.
— Да, тебе Колесо и гнать не надо, на тебя только взгляни, сразу видно, что — дурак, — смеялся Бекиш.
— Не слушай его, Колесо! Какой же ты дурак? — продолжает заводить его Лешка-Пузырь, — расскажи как ты «гнал»?
— Как «гнал»? Я брал свой матрас, ложился на нем в коридоре и кричал всем, что я в Ялте загораю.
— Ну, теперь я вижу, что ты настоящий дурак, — доставал его Лёшка.
— Ну вас, не верите и не надо, — обиженный Коля-Колесо подобрал ведра и пошел за водой.
Лешка давно работал на стройке. Он любил цеплять больных своими шутками, которые те не понимали и всё принимали всерьёз. Мне с ним было работать очень приятно, он был хорошо эрудированным собеседником, к тому же, он постоянно устраивал представления с больными, от которых мы с Бекишем падали со смеху, чего со мной не случалось за все долгие месяцы, проведенные в больнице.