Тогда мама впервые проявила стальной характер, который позднее, без сомнения, спас мне жизнь. Мама всем заправляла в доме. Роста она невысокого, зато женщина умная и решительная. Когда она болела, ее лицо оставалось свежим и не изменяло обычного выражения. Я похожа на маму; когда я была маленькой, это меня приводило в отчаяние: ведь, когда я чувствовала себя больной, мне не верили и все равно отправляли в школу. Возможно, эта сила позволила мне выжить там, где не выдерживали другие.
В Ындоке моя мать работала в рудничном госпитале и благодаря этому кормила всю семью. Она приносила нам остатки еды из столовой и так несколько лет спасала нас от голода. Мама часто жаловалась на отсутствие практичности у отца; она считала его и слишком наивным, и недостаточно сильным физически. На свадебной фотографии папа довольно красив, но я помню, что на самом деле у него было тщедушное телосложение. Однажды мать отправила его воровать кукурузные зерна в поле, чтобы нас накормить. Он вернулся с пустыми руками… и без пальто: отца поймали крестьяне, грозили выдать, и пальто пришлось отдать. Мама была в ярости! В Корее мужчина должен быть сильным, если хочет от жены уважения. Брак родителей устроила моя бабушка с материнской стороны в то время, когда мама переехала из Пхеньяна в Чхонджин, крупный порт на востоке.
У папы не было делового чутья, зато имелась одна страсть: письмо. На заводе он всегда охотно брался составлять отчеты, а также плакаты и агитационные статьи. Но прежде всего он был человеком добрым, и мне, маленькой девочке, этого хватало.
В трудную минуту я также могла положиться на старшую сестру. Если ко мне приставали мальчишки, она бросалась на них и без колебаний встревала в драку. Кымсун на меня не похожа, но все-таки однажды нас приняли за близнецов. Она на два года старше, но ниже ростом; у нее матовая кожа и глаза больше, чем у меня; зато у нас одинаковые носы, и между нами есть определенное семейное сходство. Особенно проклятый характер! Она уверена в себе, очень хорошо умеет находить доводы и убеждать в своей правоте. В Ындоке друзья родителей за серьезный вид прозвали Кымсун «взрослым ребенком».
Я очень любила школу и была хорошей ученицей. Каждодневный ритуал: мама будила нас затемно, я умывала лицо холодной водой (зимой вода часто ледяная). Потом, пока мама готовила завтрак, я бережно гладила школьную форму. Синяя юбка, белая рубашка и красивый красный галстук, знак принадлежности к Союзу детей. Я пока не имела права на значок с изображением Ким Ир Сена, который каждый гражданин Северной Кореи постоянно носит на груди с того момента, как подростком вступает в Союз молодежи. В рассветных сумерках я шла на большую площадь в центре города, где встречала школьных товарищей. Ровно в 7 часов мы размеренным шагом шли в школу, рядами, класс за классом, и пели песни в честь наших вождей. «Даже если мы малы, наш дух велик! Мы всегда будем готовы служить генералу Ким Чен Иру!» Одна из моих любимых песен называлась «Тысяча ли». Она рассказывала о путешествии молодого Ким Ир Сена через деревни и горы Китая в то время, когда он боролся против японцев.
После десятиминутного военного марша мы, как один человек, останавливались перед школой; учителя осматривали нашу школьную форму. Наконец, мы собирались в классной комнате, где всегда начинали день с чтения в тишине. Обычно мы читали рассказы о юности Ким Чен Ира: следовало почерпнуть из них примеры хорошего поведения. Например, вот история о том, как мать Ким Чен Ира собирала зерна с земли на глазах у изумленного сына. «Почему ты так поступаешь, мама, ведь у тебя всего вдоволь?» — спросил будущий великий вождь. «Потому что никакими запасами пренебрегать не следует», — благоразумно ответила мать.
Я не всегда понимала смысл этих историй, но пыталась выгравировать их в памяти, как того требовала учительница.
Я часто украдкой рассматривала классную комнату: дощатый пол, ряды парт и 40 учеников. Передо мной, на помосте, стоял большой деревянный письменный стол учительницы; выше на стене висела черная доска, и на самом верху — портрет Ким Чен Ира, который внимательно смотрит на нас. В глубине помещения — печь, на ней мы зимой разогревали котелки с обедами.