– Конечно, хороший. Только глупый. И гордый. Но гордыня – это смертный грех! А грех убивает! – весело произнёс Князь и добавил: Если доживёшь до отставки, купи дом у моря, Обер-фельдфебель. Деньги уже на твоём счету, – сказал он и повесил трубку.
Последние слова утонули в рокоте вертолёта. Два человека в камуфляже и с автоматами наизготовку, озираясь, подбежали к Носорогу.
– Где щенки? – выкрикнул первый, оглядываясь кругом.
– Здесь! – прокричал Носорог, протягивая ему цепь.
– А ну встали, шевелись! Я по сто раз повторять не буду! Бегом! Бегом! – рявкнул боец в темноту и натянул цепь.
Из глубины развалин поднялись три худенькие детские фигурки, скованные цепью и наручниками, с мешками на головах, и, нелепо спотыкаясь, на ощупь побрели за ним.
А Носорог так и остался стоять, сжимая в руках войсковой телефон и глядя вслед удаляющемуся вертолёту.
– Ну что за бардак! —он плюнул с досады. – Как же это достало! Сначала твердят: «Дисциплина, порядок, оружие наизготовку!» А потом – раз, и так запросто боевого командира без суда и следствия… Как бешеного пса… За что? За то, что трубку бросил? Так надо было вообще послать, куда подальше… – тяжело вздохнул Носорог.
– Привилегированные… Элита, мать их… Так они и меня завтра прихлопнут. А что? Легко! Что-нибудь ляпну не так, и всё! Прилетит оса, и поминай как звали… Первый раз вижу снайперскую управляемую систему настолько близко. А ребята верно говорили, звук действительно ни на что не похож…
6 В осаде
Первое, что бросалось в глаза на въезде в гетто, – это огромный щит с надписью «Добро пожаловать в Вифлеем». Он был изрешечён пулями настолько сильно, что некоторые буквы невозможно было разобрать. Правый край был почти оторван очередью из крупнокалиберного пулемёта. Дальше, за щитом, начиналась изрытая воронками нейтральная территория. Она заканчивалась там, где стояли многочисленные таблички: «Осторожно – мины!»
Раскуроченная разрывами дорога вела прямо к воротам в резервацию, сожжённым ещё в начале осады. Сразу за ними стоял передовой блокпост, сооружённый из мешков с песком. На дома рядом с воротами было страшно смотреть. Одни были полностью сожжены, а другие пробиты навылет. Все здания в Вифлееме так или иначе пострадали при обстрелах гетто. Следы от пуль и осколков виднелись повсюду. Все окна были заколочены. Казалось, что во всей резервации не осталось ни одного целого стекла.
Медленно сгущались вечерние сумерки, и исхудавшие бойцы коротали время на посту. Под дощатым навесом были сложены тщательно смазанные армейские автоматы, снятые с производства десятилетия назад. Внутри на деревянных ящиках сидели четверо бойцов.
Главным был седовласый суровый дядька с биноклем на груди, явно разменявший пятый десяток. Рядом с ним сидели интеллигентного вида мужчина, чуть моложе его, и совсем зелёный парнишка, которому едва исполнилось пятнадцать. Одеты они были кто во что горазд, но на каждом висел новенький армейский противогаз. Чуть поодаль полулежал молодой плечистый парень, любовно обнимавший огромную снайперскую винтовку.
– А вы знаете, что на том месте, где сейчас стоит памятник «Жертвам дискриминации», раньше стоял памятник «Неизвестному солдату»? – спросил всех интеллигентного вида мужчина в потёртой кожаной куртке.
– Я слышал, что раньше такие памятники стояли чуть ли не по всей Европе, – заметил седовласый Командир.
– Будь моя воля, я бы поставил в резервации памятник «Неизвестному контрабандисту», прямо напротив церкви! – весело хохотнул рыжеволосый мальчишка, самый младший из них.
– Да… – ответил ему Старший, – вот уж кто заслужил памятник – так это они. Без них мы бы тут с голоду померли!
– Богу – слава, контрабандистам – спасибо! – усмехнулся парень с винтовкой.
– Но, согласитесь, братья, что верхом миротворческого идиотизма было снять осаду ровно через месяц, объявить амнистию и думать, что все как-то сами разойдутся, —произнёс Интеллигент.
– Ну, не такая уж это была и глупость. Тогда довольно многие разошлись, – печально заметил Командир. – Маленьких детей тогда эвакуировали…
– Но пришло-то всё равно больше! И, кстати, в ту неделю подвезли мины, – отозвался Стрелок с винтовкой.
– Да что мины… Вот противогазы – это благодать. А то этот газ так достал, сил никаких не было. Мне тогда казалось, что я все слёзы выплакал, – вздохнул Командир.
– Я именно тогда в гетто приехал. Когда было прекращение огня, – отозвался парень со снайперской винтовкой. – Не мог стоять в стороне, когда такое творится. Когда они сняли осаду и растрезвонили об этом, вообще не поверил своему счастью. Купил старый барретт и рванул сюда, —он любовно погладил чернёный затвор.