– Всегда готовы! – вскричали все что было мочи.
– Тогда вперёд! И да хранит вас Великая Мать!
Под рёв турбин они забирались на боевые машины. Старшины садились снаружи, прямо на броню, чтобы показать своё презрение к смерти. Они чувствовали себя самыми важными людьми на земле. Теми, кто напрямую творит волю Великой Матери. Не прошло и пяти минут, как колонна с Третьей дивизией двинулась в сторону Вифлеема.
15 Исповедь
– Чего… – пробормотала Вера, отказываясь верить своим ушам.
– Я же сказал, исповедаться, – Охотник улыбнулся.
– Не поняла… – с трудом выговорила Вера, с ужасом глядя на него.
– Я не знаю, как это правильно называется, – он пожал плечами. – Я об этом ни с кем не разговаривал, только читал в книге. Я могу путать термины… Вы знаете, что такое исповедь?
– Конечно, знаем. Это такая духовная практика. Очень древняя. Ещё времен Свободной Церкви… – растерянно ответил Папа.
– А что ты всё время на браслет смотришь? – спросила Надя Охотника, указывая на его руку.
– Это мой единственный друг, – серьёзно выдал он. – В Пустоши только ему можно верить.
– У тебя на руке детектор лжи?! – догадалась Люба.
– Нет, что ты, милая… Настоящий детектор, он такой здоровый, его нужно подключать. Там шлем, куча датчиков… А голосовой анализатор чуть больше армейских часов. В огне не горит, в воде не тонет, только аккумуляторы быстро садятся. Он говорит правду, только правду, и ничего, кроме правды! Точнее, не говорит, а показывает, – улыбнулся Охотник. – Вот, смотри! Всё просто! – показывал он, нажимая на кнопку проверки индикатора. – Красный огонёк – сознательная ложь, зелёный – правда. Остальное – оттенки и полутона. Стоит человеку заговорить, браслет покажет, врёт он или нет, – сказал Охотник, поглаживая его.
Ему явно нравилась эта игрушка, и он говорил о ней, как о живом существе.
– Я очень хотел поговорить с настоящими христианами, но проверить чужую веру можно, лишь наставив на человека пистолет.
– Да, методы у тебя людоедские, – заметил Папа, вытирая пот со лба.
– Понимаю, простите великодушно. Но Пустошь меня научила: для того, чтобы узнать правду, что находится внутри человека, на него нужно надавить. Тогда то, что внутри, вылезет наружу. Закон тюбика! Знаю, что больно, зато работает! – улыбнулся он. – Но у нас мало времени. Сколько дней вы в бегах? – спросил он, глядя на них.
– Второй день, – ответил Папа.
– Отлично, ещё не всё потеряно. Пока вами занимаются Охотники, у вас есть надежда. Эти могут проваландаться и неделю, пока сообразят, что к чему. Вы же знаете: «Где Охотник – там бардак». Но как только за дело возьмутся Дети Ночи, у вас не будет шансов. Я понимаю, что с каждой минутой ваше положение ухудшается, поэтому тянуть не буду.
– Ты скажешь, куда нам бежать? – спросила Вера, с надеждою глядя на Охотника.
– Конечно, скажу, но сначала вы должны мне помочь.
– Хорошо, я тебя исповедую, – согласился Папа. – Садись, – добавил он. – Стоя неудобно.
– Я дам пару советов, как обойти известные мне ловушки, но от вас мне нужна ответная услуга, – присаживаясь на поваленное дерево, сказал Охотник. – Мне нужно освобождение. Как там: «Отпустить измученных на свободу»…
Он глубоко вздохнул, сел, обвёл всех взглядом и спросил:
– А надо всё с начала рассказывать?
– В принципе, не обязательно. Говори, как хочешь. Кстати, как тебя зовут? – спросил Папа.
– Друзья зовут меня Носорогом.
– Понятно. Это Надя – средняя, там старшая Вера, и Люба, самая младшая из моих дочерей. А я их Папа. Начинай, Носорог, мы слушаем.
– Наверное, лучше сначала… – он устроился поудобнее и обвёл всех взглядом. – Отца я никогда не видел. Мать наотрез отказывалась о нём говорить. Позже я узнал, что она заказала искусственное от анонимного донора. Но лет до четырнадцати я тешил себя надеждами, что я не искусственник, и что когда-нибудь мой папа придёт и заберёт меня к себе.
– С матерью было так плохо? – спросила Вера.
– Да вроде нет, во всяком случае, не хуже, чем у других. Всё бы ничего, если бы не мамины подружки и не постоянный «ТриКокс».
– Она сидела на этой отраве? – спросил Папа.
– Да, и довольно плотно. Но любовницы доставали сильнее. Она меняла их раз в полгода и расставалась со страшными скандалами. А потом опять любовь-морковь. Каждая из них считала своим долгом меня повоспитывать. В общем, когда у тебя две «мамы» – это вилы.
– Печально, – сказал Папа, глядя под ноги.
– Но речь не о них… Я до сих пор не понимаю, как всё пришло к такому концу. Ведь казалось, нас учили правильным вещам. Вы же слышали эти лозунги! «Живи сейчас!», «Лови момент», «Получай удовольствие и плати за всё!», «Не беспокойся и будь счастлив!» Нет, поначалу я точно не беспокоился. О последствиях вообще не думал… Как бы это сказать…