– Когда градус ненависти вырос достаточно, началась третья фаза – «Гонения». По всей Федерации прокатилась волна погромов. Жгли церкви, громили оставшиеся магазины, грабили дома богатых христиан. Калечили, убивали, насиловали.
– А что Миротворцы? – спросила Айша.
– Они просто смотрели и смеялись. Они говорили, что всё, что нужно, – это отречься от веры и подчиниться законам государства. Многие отрекались. Но были и те, кто не согласился. С тех пор нас называют «Несогласными».
– Я помню это время, хоть и смутно, – нахмурилась Айша, проведя по затвору своей винтовки. – Мой папа, вместе с другими мужчинами, стоял на страже, охраняя мечеть. Но к нам они тогда почти не лезли. Знали, что сразу получат отпор.
– Именно тогда, под предлогом защиты христиан, Сенат выдвинул идею с резервациями. Часть Несогласных переселилась туда. Часть осталась в Особых Районах, среди отбросов общества. Моя семья в том числе. Ну, а что было дальше, ты знаешь не хуже меня.
– Конечно, знаю. Нападение на мечети и Новый Джихад. Мы встали и дали отпор этим мразям. Нас поддержали братья из Имамата, началась война. Мы защитили свою веру, приняли бой и победили.
– В Федерации так не считают…– вполголоса возразила Надя. – Они считают Пустошь своей территорией.
– Я знаю! – воскликнула Айша. – Но Пустошь – это земли ислама. Что бы ни говорили по ту сторону границы!
Над развалинами повисла тяжелая тишина.
– Не понимаю, почему вы бездействовали? – вновь спросила Айша. – Почему не сражались? Когда отнимали ваших детей, запрещали молиться, а потом и вовсе сделали вас людьми второго сорта? Почему не взяли в руки оружие и не выбили дух из этих тварей?
– Мы христиане! – Надины глаза сверкнули в сумерках. – Ненависть не наш метод, – отчеканила она.
– А какой ваш метод? Любовь?
– Не только, ещё проповедь, просвещение…– ответила та не слишком уверенно.
– Я согласна, – с жаром ответила Айша. – Добродетель – великая сила, но если кротких слов не слушают, нужно брать в руки меч! После Мекки наступает Медина, а после мирной проповеди – беспощадный джихад!
– Кто такие Мекка и Медина? – спросила Надя.
– В Мекке пророк Мухаммед, да изольётся над ним мир, увещевал язычников мирным словом, а в Медине умма обнажила меч. Вам тоже надо было браться за оружие, сейчас бы не бегали по горам…
Над развалинами вновь повисло тягостное молчание. Сёстры смотрели в разные стороны, не зная, что ответить Айше.
– Самое страшное не в том, что они не делают всего того, что предписал делать Аллах. Таких и у нас в Имамате достаточно, – продолжила Айша. – Придите в любую мечеть на утренний намаз – там полтора человека. Старики да молодёжь, вроде меня. А ведь намаз – один из столпов ислама! Но это не самое страшное. Самое страшное в том, что федерасты не запрещают того, что Аллах заповедал почитать запретным. Они низложили само понятие «харам», – шумно выдохнула Айша. – По сути, они отменили добро и зло. Поменяли их местами. Они назвали свои извращения особенностями и смешали болезнь и здоровье. Но, как ни называй чуму, она чумой и останется! Но вот что я скажу: содомия – это болезнь, а шариат – лекарство, и каждый воин Аллаха, как хирург, должен быть готов ампутировать содомскую заразу, вместе с головой.
Айша несильно ударила прикладом о землю, в подтверждение своих слов.
– Слушай, ты вправду готова убить человека только за то, что он содомит? – спросила Вера, пристально глядя на Айшу.
– Я скажу тебе честно. Лично мне без разницы, кто с кем спит. Долбитесь с кем хотите! С ишаками, собаками, кошками… Да хоть со змеями – мне плевать! Тех, кто грешит за запертыми дверями, – судит Аллах! Только не надо лезть в мою жизнь и мою постель со своей пропагандой. У меня есть шариат, и я знаю, как мне жить! – яростно выдохнула Айша.
– Так ведь нет! Эти мрази так всё вывернули, что они могут свободно проповедовать свою содомию, а вот я не могу рассказать о шариате. То есть им можно, а мне – нельзя! Они проводят свои парады, учат разврату детей и школьников. Они вытаскивают свой позор на общее обозрение и заставляют к нему присоединяться. Они тащат свой содом в каждый дом. Не спрашивая его обитателей, нужен он им или нет!
– У нас, в Имамате, такой пропаганды нет и никогда не было, – продолжила она. – У нас, кстати, и чумы почти не было. Так, всего несколько случаев. Объявили карантин, выловили пару модификантов, и всё!