Двумя руками он держал огромный поднос, на котором громоздилась целая гора еды и бутылка вина.
– Вот, – тяжело вздохнул он, подходя к камере. – Знаю, знаю, что вы проголодались, и собрал всё, что нашёл на кухне. Великая Мать заботится о вас! Ведь вы её дети, хоть и заблудшие! Примите её дары и наслаждайтесь жизнью, она слишком коротка, чтобы голодать, – вздыхал он, отпирая решётку.
– Здесь еда и вино. А голод и негативное мышление плохо влияют на молодой, растущий организм. Покушайте, это вас успокоит.
Он с трудом поставил поднос на стол, и в этот момент сёстры увидели татуировку в виде синего паука, набитого на его руке.
– Это идоложертвенное, это есть нельзя, – убеждённо произнесла Люба. – Он паук не потому, что у него на руке картинка. А потому что он впрыскивает яд своей жертве. Этот яд действует как желудочный сок, и когда жертва готова к употреблению, паук её запросто съедает. Выпивает, как коктейль. Я в учебнике читала. Аукцион сделает с нами то же самое. Он впрыснет свой яд, вы обессилеете, и он вас просто сожрёт.
– Люба! Хватит нести глупости! – возмутилась Вера. – Вон, этот твой Илия кричал на всю тюрьму! Значит, на него этот яд не действует!
– Он вообще-то объявил голодовку, – заметила Надя и с жаром продолжила:
– Послушай сестра! Да очнись ты, посмотри, вон там девушка лежит зубами к стенке и за всё это время даже не повернулась. Она вообще не шевелится! Кроме Илии, все обитатели этой тюрьмы – как овощи!
– Всё! Достаточно! Вы как хотите, а я сажусь есть! Присоединяйтесь.
Вера налила себе полный бокал и, выпив его одним махом, стала накладывать еду себе на тарелку. Вся камера наполнилась ароматом жареного мяса и чего-то ещё, невероятно вкусного. Вера торопливо проглатывала кусок за куском, почти не пережёвывая.
Налив себе ещё, она отхлебнула из бокала, удовлетворённо выдохнула и продолжила трапезу. Люба смотрела на неё с ужасом. Уже через пару минут глаза старшей сестры сделались пустыми и безжизненными, она громко икнула, бессильно откинулась на койке и с трудом проговорила:
– Всё безразлично! Мне всё безразлично… Жизнь, смерть, без разницы, только спать хочется… Сидеть не могу, – едва слышно проговорила она и стала валиться навзничь. Надя попыталась поддержать сестру за руки, чтобы уложить её.
– Люба, иди, помоги, – позвала она, и наконец вдвоём они закинули ноги Веры на койку.
– Прости, Надька, я просто хотела выйти замуж, и всё, – едва слышно роняла слова Вера. – Думала, что в гетто будут нормальные женихи… Я знаю – я слабое звено, – продолжила она, поднимая мутные глаза к потолку. – И ты это знала, даже Любка, и та догадывалась…
– Вера, милая, пожалуйста, не надо так! – взмолилась Надя.
В эту минуту перед ней был не её вечный оппонент, а бедная сестра, совершившая очередную глупость.
– Милая, всё кончено! Мы обречены…
Слабым голосом проговорила Вера и, обессиленная, потеряла сознание.
– Так, Люба, делай то, что я скажу! – громко скомандовала Надя. – Еда чем-то отравлена, её есть нельзя. Унитаз и раковина, похоже, в слепой зоне, камера смотрит из угла. Повернись спиной и делай вид, что ешь, но ничего не глотай, размажь еду по тарелке, и всё. Будем надеяться, что они не смотрят на нас внимательно.
Любочка стала старательно изображать, что ест, полными ужаса глазами смотря на лежащую без сознания Веру.
– Хорошо, Люба! Теперь, если хочешь пить, попей из крана, и живо в койку! Я уже попила.
Люба метнулась к раковине и, подставив рот под струю воды, стала быстро пить, давясь и захлёбываясь. Надя тоже сделала вид, что поела и, пошатываясь, отошла от стола.
– Отлично, теперь ложись, кое-как накрывайся и лежи, не двигайся, как Вера. Быстрее, они уже идут!
Надя и Люба легли и замерли на кроватях, не снимая обуви, как будто застигнутые врасплох, с раскинутыми в разные стороны руками, в то время как медленные шаркающие шаги приближались к их камере.
– Вот и прекрасно, мои овечки!
Старый надзиратель осмотрел лежащих в нелепых позах сестёр.
– Одним махом вырубило!
Он вынул подушку из-под ботинок Веры и засунул ей под голову.
– Завтра на аукционе будете тише воды ниже травы! – сказал он, улыбаясь и забирая поднос.
35 Аукцион
– А наши торги продолжаются, и я имею честь представить вам следующий, совершенно уникальный лот! – пафосно провозгласил седовласый аукционист в красном кителе, шитом золотом. Он стоял за изящной кафедрой, и его холёное лицо излучало уверенность и оптимизм.
Сёстры стояли посреди помоста, чуть возвышавшегося над залом, скованные одной цепью. Они были одеты в длинные, тонкие и прозрачные туники без рукавов, которые почти ничего не скрывали, и смотрели в пол равнодушными глазами, как и все остальные жертвы аукциона.