– Я прекрасно знаю, что Ты можешь наклониться и посмотреть с моей точки зрения. А я могу подняться и поглядеть с Твоей, насколько смогу. То есть очень недалеко. Но мне всё равно не заглянуть за горизонт. И я могу только догадываться, каково это – видеть в каждом процессе результат. Как бы это назвать? Процессо-результат, или результато-процесс?
Говоривший почесал затылок и усмехнулся, глядя в темноту.
– Ты же знаешь, когда люди чего-то не понимают, они в первую очередь придумывают для этого термин. Желательно латинский, тогда вообще здорово! Понятнее от этого не становится. Но на душе уже полегче…
Он снова смолк, внимательно наблюдая, как по бронированному стеклу медленно скатываются капли дождя.
– Ну, мой результат меня вполне устраивает. Я там, куда шёл все эти годы, – в камере смертников. Можно сказать, венец карьеры! Единственное, чего мне здесь не хватает, – это плитки чёрного шоколада. А в остальном… Мне кажется, что самое время ставить точку. Отпустить меня с миром. Принять прошение об отставке.
Он помолчал несколько секунд, сосредоточенно глядя вверх, а потом наклонил голову, как будто прислушиваясь к неслышимому, и с жаром отвечал:
– Конечно, я его чувствую! Ещё бы! Стоит мне закрыть глаза, я всей кожей ощущаю его могучее дыхание и тяжёлую поступь. Я тоже им любуюсь, хоть пока и не вижу. И знаю, как он силён! Гораздо сильнее меня. Он пока ещё спит, где-то там, в темноте. Когда Ты его разбудишь, с радостью отдам ему всё. Естественно, если моя отставка будет Высочайше одобрена… И когда преемник займёт моё место, я смогу уйти. Преемник… Даже произнести непривычно.
Его синие, глубоко посаженные глаза вглядывались в ночную тьму. Тюремная одежда болталась на его болезненно худой фигуре. Вдруг, после нескольких секунд тишины, тон его голоса полностью изменился. Он говорил так, как будто за мгновение превратился в маленького ребёнка, просящего о чём-то своих родителей.
– Ну, пожалуйста, отпусти меня домой… Я так устал. Вот сейчас я почти не чувствую ног. И голода тоже. Странно, как я вообще жив. Обычный человек уже давно бы помер…
Но внезапно он вздрогнул, как будто его перебили на полуслове. Потом он отвёл взгляд и, сделав пару шагов, встал посреди камеры, подняв голову и закинув руки за спину.
– Когда? – спросил он, глядя вверх. – Через две минуты? Хорошо, я с ним поговорю. Ласково и сердечно. Обещаю!
После этого он гордо выпрямился и замер, демонстративно повернувшись спиной к решётчатой двери, отделявшей камеру от тюремного коридора. Он явно ждал кого-то. Кого-то неприятного. Того, на кого не хотел смотреть, с кем не желал разговаривать. И, действительно, через пару минут где-то в глубине лязгнули засовы, и престарелый охранник в потёртой миротворческой форме, не поднимая головы, поставил стул напротив решётчатой двери в камеру.
– Надеюсь, вы не будете против, если я присяду? – спокойно, почти вкрадчиво, спросил посетитель.
Он был одет в модный шерстяной пиджак, мягкие вельветовые брюки и дорогую рубашку из натурального хлопка. Поправив инкрустированные золотом старомодные очки, он уселся, закинув ногу на ногу, и, достав стандартный медицинский планшет, участливо посмотрел через решётку.
– Так вы не будете против, если я присяду? – повторил он.
– Если я буду против, это ничего не изменит, – зло прошипел узник, продолжая демонстративно стоять посреди камеры, повернувшись спиной к двери, не удостаивая своего собеседника даже взглядом.
– Скажите честно, вам здесь не надоело? Нет, правда! Вы в курсе, что сидите в карцере почти сорок дней? На одной воде, в полном одиночестве, – спросил визитёр без тени гнева или обиды.
– Ну что вы, не стоит беспокоиться! Мне здесь нравится! – ухмыльнулся заключённый. – Я как раз хотел отдохнуть немного. Подумать… Поразмышлять… А насчёт одиночества, тут вы совсем не правы. Мне есть с кем поговорить.
Посетитель тяжело вздохнул.
– Я пришёл как врач, в надежде на откровенный разговор. Я, всё-таки психиатр и хочу поговорить по-человечески. Выслушать, постараться понять. Здешние охранники только и знают, что голодом морить…
– Сто пятьдесят лет назад здесь палками по почкам били, – огрызнулся узник.
– Ну что вы, как можно! Почки – это же самое ценное! – с улыбкой воскликнул посетитель.
И добавил, поправляя очки:
– Илия, пожалуйста, послушайте меня! Я ваш врач, я хочу вам помочь. А вы как будто не понимаете, что речь идёт о вашей жизни и смерти? Вас могли отправить на переработку ещё вчера, но вам как будто всё равно.
Посетитель вздохнул, поправил манжет и продолжил: