– Только двое?
– Только двое: ты и я. Хочешь?
– Хочу.
– Можешь?
– Могу.
– Можешь завтра утром зайти за мной еще раньше?
– Еще раньше? Раньше этого еще темно…
– Встретимся до рассвета и поднимемся на Мтацминду.
– Пешком?
– Да… Посмотрим на восход солнца. Хочешь?
– Хочу, – робко сказал Гега, хотя точно знал, что не испытывал никакого желания подниматься пешком на Мтацминду и любоваться восходом.
По улице проехала первая утренняя машина. Удивленный водитель долго не отводил глаз от парочки, спозаранку устроившейся на скамейке.
– Пошли, – позвала Тина и встала.
Днем Гегу разбудил Дато. Мать Геги очень обрадовалась его приходу, Гега спал уже почти целый день, а вечером ему надо было идти в театр. (Грузинской матери и тогда было очень тяжело прерывать сон сына.)
– Он ушел на рассвете, вернулся, выпил чай и до сих пор еще спит, – с улыбкой рассказывала Нателла. Мать не сомневалась, что сын влюбился. Она с шумом распахнула перед Дато дверь его комнаты.
Дато зааплодировал, демонстративно громко, и когда Нателла вышла из комнаты, улыбаясь, спросил только что проснувшегося друга:
– Влюбился?
– Кто тебе сказал?
– «Голос Америки» передал, – весело отшутился Дато, протянув руку к висящему на стене американскому флагу.
– Я и завтра должен встать пораньше.
– Твоя мать сказала, что сегодня ты поднялся с рассветом…
– А завтра надо встать еще раньше. До рассвета надо успеть подняться на Мтацминду.
– Хотите взглянуть на могилу Кеке?
– Хотим посмотреть восход солнца.
– Никогда не думал о том, где в Тбилиси всходит солнце.
– А на небо в Тбилиси ты когда-нибудь смотрел?
– Наверное.
– Ты помнишь, когда последний раз смотрел на небо?
– Нет…
– Это главный минус городов – неба не видно…
Удивленный Дато подошел к окну, посмотрел вверх, присмотрелся к небу и с улыбкой спросил у Геги:
– Это она сказала?
– Я сам догадался. – Гега улыбнулся в ответ и тоже подошел к окну.
– Отсюда и вправду не видно неба.
– Это потому, что здание перед нами выше нашего.
– А что делать тому, кто живет в Нью-Йорке?
– Жил бы в Нью-Йорке, на небо вообще не глядел бы.
– Пока ты не выбрался в Нью-Йорк, может, хоть раз съездишь в монастырь, в субботу, и Сосо поедет. Хоть небо увидишь, если ты так без него скучаешь. Великолепное место.
– Я же сказал, куда иду завтра. В следующее воскресенье…
Оба на несколько секунд умолкли, но потом Дато снова нарушил молчание и сменил тему разговора:
– В какой стороне милиция?
– В той, со стороны двора. Если бы и эта комната туда выходила, ночью вообще было бы не заснуть.
– Почему?
– Обычно по ночам людей избивают. Там такое слышно, что те, у кого окна спален выходят во двор, квартиры попродавали и переехали.
– Что значит избивают?
– Пытают.
– Кого?
– Преступников. Невинных людей у нас не сажают…
Лицо Дато стало таким серьезным и возмущенным, что Гега, не окончив фразы, улыбнулся другу:
– Шучу я, шучу, не волнуйся.
– Знаю, что шутишь.
– Но попадать в милицию все же не советую, – сказал Гега и крикнул матери: – Мы пошли!
Нателла вышла из комнаты, попрощалась с Дато и поправила на Геге воротник пиджака. Гега, как всегда перед уходом из дому, поцеловал мать. Нателла заперла дверь и, как обычно, выглянула в окно посмотреть на выходящего из подъезда сына. Гега знал, что в это время мать всегда смотрит на него из окна, поэтому он и сейчас, даже не оглянувшись, в знак прощания, как обычно, весело поднял левую ногу…
Гега Кобахидзе
Когда Гега посмотрел на окно Тины на третьем этаже, было еще темно, на секунду в освещенном окне мелькнул девичий силуэт. Потом свет погас, Гега достал сигарету, прикурил. С лестницы донесся звук быстрых шагов. Выходя из подъезда, Тина улыбнулась Геге и поблагодарила.
– За что спасибо? – искренне удивился Гега.
– Что проснулся. Нелегко встать так рано, – ответила Тина и, улыбаясь, пошла по тротуару.
– Смотря почему, вернее, ради кого, – ответил Гега, хотя и сам прекрасно знал, что такое раннее пробуждение действительно стоило ему немалых усилий и действительно далось очень и очень нелегко.
Тина ничего не ответила и снова улыбнулась Геге. Она как будто оберегала ночную тишину, и когда они вышли на вымощенную камнем старую тбилисскую улицу, тишину эту нарушал лишь звук их шагов. Подъем был длинным. Гега был уверен, что устанет, но он так и не почувствовал усталости, и когда они смотрели сверху на город, который еще спит, даже принесенная рассветом ночная прохлада казалась приятной.