На допросах Иракли был очень спокоен, и сотрудник грузинского КГБ переводил его ответы русскому следователю. Грузинский кагебешник был искренне удивлен, что внук Кандида Чарквиани не владеет русским языком, но русский следователь сразу же догадался, что Иракли Чарквиани прекрасно владел не только русским языком, в отличие от переводчика, но и другими языками.
Догадался русский следователь и о том, что, беседуя с этим странным юношей, он говорил с новым поколением грузин, которые, в отличие от своих родителей, не стали послушными, не стали конформистами и примиренцами. Поэтому русского следователя не удивили явно антисоветские интонации в ответах Ираклии: наоборот, они лишь подстегнули его желание установить, почему Иракли Чарквиани не летел в том самолете. Допрашивая ближайшего друга Геги, он прямо спросил его о том, что интересовало его больше всего:
– Почему вам не предложили лететь вместе с ними?
– Кто?
– Хотя бы Гега, он же был вашим ближайшим другом?
– Почему был, он и сейчас мой ближайший друг.
– Простите, нехорошо получилось. Надеюсь, вы не подумаете ничего такого, чего я не хотел сказать.
– А что вы хотели сказать?
– А то, что я действительно не понимаю, почему Гега вам ничего не сказал? Он же вас хорошо знал. Простите, хорошо знает.
– Потому ничего и не сказал, что хорошо меня знает.
– Хотите, чтобы я поверил, что вам так нравится Советский Союз, что вы его не предадите?
– Кажется, за время беседы с вами я ни разу не высказывал симпатии к советской власти… Но я и не диссидент и не хочу им быть.
– Меня интересует, по какому принципу подбирались угонщики, и почему среди них не оказалось вас, ближайшего друга Геги.
– Я же уже сказал – Гега знал, что я откажусь.
– Почему вам не хотелось улететь?
– Улететь я хотел всегда, и сейчас хочу, и я обязательно улечу, но не на самолете.
Русский следователь какое-то время молчал, обдумывая ответ Иракли, но так и не догадался, что же хотел сказать этот молодой грузин. Поэтому последний вопрос он задал Иракли только для того, чтобы прервать неловкое молчание:
– А если не сможете улететь?
– Тогда переплыву море.
– Что переплывете?
– Море.
– Как?
– С песней.
– Шутите?
– Не шучу.
– В протокол допроса так и записать?
– Да.
– И все же как записать?
– Дословно.
– А все же?
– Я переплыву море…
В тот день у вернувшегося с допроса Иракли Чарквиани впервые возникло подозрение, что Гегу и остальных угонщиков, наверное, приговорят к расстрелу. И он поделился своим подозрением с друзьями – теми, кто был и друзьями Геги.
Не только друзья Геги, но и весь Тбилиси, да что там Тбилиси, вся Грузия, думала, что к смерти угонщиков не приговорят.
Мотивация была вполне логичной – угонщики не были убийцами, поэтому со стороны властей расстрел стал бы чрезмерной жестокостью. И друзья тоже встретили предположение Иракли с недоверием, но сам Иракли хотел больше знать о будущем приговоре, и он воспользовался советским прошлым своей семьи. Узнал, кто будет судьей, которому предстоит на будущем процессе вынести приговор, и нашел его сына. Сына судьи он встретил около университета, после лекций, и прямо спросил о том, что хотел узнать. Тот пообещал все разузнать, конечно, если получится. «Но я сомневаюсь», – все же сказал он Иракли на прощание.
В тот же вечер сын спросил отца, правда ли, что он будет судьей на процессе угонщиков. А в ответ услышал очень строго и даже агрессивно заданный вопрос:
– Кто тебе сказал?
– Сказали.
– Кто?
– Какое это имеет значение?
– Огромное!
– А все же?
– Это почти государственная тайна, и до самого процесса никто не должен знать, кто будет судьей.
– Какое государство, такая же и тайна. Все уже знают, что тебя собираются назначить судьей.
– Кто тебе сказал?
– Какая разница, в университете сказали… Об этом все уже знают.
– Университет всегда был антисоветским гнездом.
– Значит, в гнезде уже знают.
– Эта тема не кажется мне подходящей для шуток.
– А я и не шучу, меня серьезно интересует то, что случится.
– Что значит, что случится?
– Что случится на судебном процессе.
– Я не обязан отвечать, да и не хочу, тем более что заранее никто не знает, что случится на судебном процессе.
– Я не о деталях спрашиваю, меня интересует приговор.
– Приговора тоже никто заранее не знает, и на этот вопрос тебе никто не ответит.
– Ты можешь дать простой ответ на простой вопрос?
– Какой?
– Скажи да или нет.
– Что тебя интересует?
– Их приговорят к расстрелу или нет?