— Надоело! — ныла она. — Зачем мне тут лежать? С переломами сидят дома, забери меня отсюда! Нет у меня никакого сотрясения — меня не тошнит! Между прочим, я и сама медик!
Левакову было трудно смотреть на ее слезы, но доктор-невролог красочно объяснил ему чем чреваты такие травмы, поэтому Женя старался быть твердым. Сказали лежать, значит будем лежать; сказали на спине, значит будем лежать на спине. Ничего страшного — все лежат, все терпят неудобства и ты, милая, потерпи. Условия прекрасные: в палате всего двое больных, Ира и еще одна женщина, лет пятидесяти, туалет и душ отдельные. Пришлось немного приплатить за такой комфорт, но Леваков заплатил бы в десять раз больше, если бы можно было повернуть время вспять и избавить Ирку от кошмара, который ей пришлось пережить в палате с маньяком.
Что там случилось остается только догадываться. Ворвавшись в палату, полиция без особого труда схватила мужчину, который прятался во встроенном шкафу, но как его раньше не заметили сотрудники отделения — никто, так и не понял. Маньяк безропотно отдался в руки полиции, не сопротивлялся и, вообще, как будто не понимал, что происходит, находился в какой-то прострации, словно был накачан наркотой — скорее всего так оно и было. Может, это был какой-нибудь сатанист — никто в здравом уме не стал бы натягивать на себя такую хламиду, а где он раздобыл столько черепов для своего ужасного ожерелья полицейским придется долго ломать головы и проверять все кладбища в округе на предмет вандализма.
Риту, на которую, собственно и шла основная охота маньяка, увезли на срочную операцию, а Ира сначала оказалась в ортопедическом отделении, после всех манипуляций с гипсованием отметилась в неврологии, прошла все необходимые обследования головы, снова вернулась в ортопедию и теперь изводила капризами.
— Отведи меня в туалет!
Неумолимый Леваков стоял над ней с пластиковым судном в руках. Он и не думал никого стесняться, в отличие от Иры, и хотел помочь ей приподняться, чтобы бережно уложить на пластиковый сосуд.
— Ну, давай, — он ждал и отходить не собирался.
— Я не могу так! — причитала девушка. — Отведи меня в туалет, он же рядом!
— Нельзя, — Женька сурово покачал головой. — Пойдешь сама, когда разрешат.
— Да я здорова! — рявкнула Ира и заморгала: от усилия перед глазами пошли красные круги.
— Вот видишь, — хмыкнул Леваков. — Давай, я жду!
— Блин! — выругалась Ира, отчего-то начисто забыв про французский, который обычно использовала для выражения негативных эмоций.
— Пожалуй, пойду-ка я погуляю, — засобиралась соседка по палате, симпатичная пышная женщина. Нашарив свои костыли, она заковыляла к выходу, у самых дверей обернулась к страдающей Ирине. — А ты не терпи, если не хочешь цистит заработать. Начнется цистит — поставят катетер, а это — то еще удовольствие!
Терпеливый, как ангел, Женька помогал девушке взгромоздиться на судно.
* * *
Рита медленно приходила в себя. В ее сознание упорно пробивался один голос, похожий на… Нет-нет! Умом она понимала, что это ей только кажется, и все же, всем своим существом она тянулась к звукам, ловила каждое слово, хотя разобрать их было трудно, они сливались в один сплошной шум, и невозможно было отделить их друг от друга. Слова представлялись Рите маленькими букашками, своенравными божьими коровками, которые расползались от нее в разные стороны, а ей, Рите, необходимо было собрать их вместе. Божьи коровки деловито гудели у нее над ухом:
— Вуууу… Вуууу…
Иногда они тихонечко бубнили:
— Бубубубубу…
Разобрать что-нибудь в их сердитом гудении было нельзя, да и вообще, разве можно понять насекомых? Самой себе Рита отвечала, что нет, хотя эти оказались уж очень болтливыми и унимались лишь ненадолго, чтобы загудеть с новой силой.
Сегодня с самого утра божьи коровки кружили над ее кроватью и назойливо трещали маленькими крылышками — эти симпатичные козявки освоили новые звуки и пытались поговорить с Ритой. Они собирались стайкой прямо над ее головой, с силой махали крыльями, овевая девушку теплым воздухом и громко шептались:
— Дрршшжжшммвууишшшш…
Рита честно пыталась с ними договориться, разобрать хоть что-то в их гудении, но попытка более тесного контакта привела к тому, что божьи коровки дружно взлетели под самый потолок, а вместе с собой забрали и свет.
Без света Рита чувствовала себя маленькой горсткой элементарных частиц, распыленных в необозримом пространстве Вселенной. В таком своем состоянии невесомых крошечных атомов она бесцельно летала между искрящимися облаками звездной пыли и постигала необозримые просторы космоса.