Ирка возмущенно высморкалась в свою тряпку и спрятала ее обратно в сумку. Бумажных платочков она в упор не признавала, поэтому количество комплектов постельного белья в ее доме неуклонно сокращалось, но, к счастью, болела она не так уж часто. Ей было стыдно болеть, а уж тем более ходить по врачам. Девушке казалось, что она отнимает у них драгоценное время, тогда как настоящему больному его может не хватить. Собираясь на прием к доктору со своими простудами, Ира уже знала все, что, предположительно, ей скажут, а, выходя из кабинета, после приема, она спрашивала себя: «Ну и зачем я ходила?» Поэтому предпочитала лечиться самостоятельно и обожала лечить своих друзей. А врачей, сидящих на приеме с явными признаками простуды, она презирала. Что ты за доктор, если допустил у себя простуду? Если не можешь помочь себе? Даже древние лекари это понимали и придумали изречение для врача — «Излечись сам». Несмотря на свою молодость и сравнительную неопытность, Ира была не худшим медработником и постоянно совершенствовала свои знания, увлеченно изучая специальные журналы по профессии, чтобы быть в курсе новостей в области любимой фармации.
— Охо-хо, — неодобрительно покачал головой дядька. — Документики ваши попрошу.
Он незаметно посерьезнел и уже не выглядел добродушным, как Галке показалось поначалу, теперь перед ними стоял суровый и неподкупный страж закона. Лоб разрезала вертикальная складка, губы сжались в жесткую линию, глаза смотрели с подозрением.
— Проходите сюда, — полицейский посторонился, пропуская девушек вперед в прихожую.
Галка не засомневалась даже ни на одну секунду, что, если бы им пришла в голову шальная мысль удрать, то дядька без напряга догнал бы их и приволок в Риткину квартиру за шиворот, как котят, поэтому она тут же подчинилась приказу.
— А что стряслось-то? — оправдывалась Ирка.
— Да уж стряслось, — не ответил полицейский.
— Митрофаныч, ну ты где там? — донеслось из глубины квартиры, а именно из единственной комнаты квартиры — любовного гнезда Ритки и Лелика, где стоял их внушительный сексодром — дорогущая кровать, в которой они проводили большую часть своего свободного времени.
Вторым помещением, не менее любимым была кухня, следующим по значимости у Лелика шел туалет, а у Ритки ванная. Все помещения в съемной квартире были уютными и ухоженными, но комната с кроватью была, все-таки, вне конкуренции. Теперь по ней ходили чужие люди и не просто люди, а полицейские. У Галки внезапно замерзла спина, а волосы на затылке отчетливо зашевелились.
— А у нас, Игнат Владимирович, свидетели тут объявились, — сообщил дядька, которого, как оказалось, звали Митрофаныч. — Вот, подруги потерпевшей, а это, девушки, капитан Копытов, следователь по делу…
— Потерпевшей?! — хором отозвались девушки.
Галка рванула в комнату, бесцеремонно оттолкнув следователя Игната Владимировича, и заорала оттуда так, что все подпрыгнули. Ира ринулась к подруге и застыла на пороге комнаты. Прежде всего в глаза бросалось темное кровавое пятно посреди разбросанной постели, рядом с кроватью тоже было щедро напятнано, словно налили несколько лужиц темной краски. Подушки забрызганы россыпью рубиновых пятен, разбито стекло у шкафа, где стояли книги, там же валялась сломанная бейсбольная бита Лелика, опрокинуты стулья и кресло, на стенах тоже темнели подозрительные пятна бурого цвета. Галка, зажимала рот рукой и оглядывалась с совершенно диким видом, вид у Ирины был примерно таким же, но она, в отличие от подруги, умела управлять своими эмоциями, поэтому она не просто заорала, как Галка, она заорала на Митрофаныча:
— Что произошло?!
— Что с Риткой?! — перекрыла ее Галка.
Девушки загомонили хором, но отвечать на их вопросы никто не собирался, а как раз наоборот, им собирались задать кучу всяких вопросов.
— Утром соседи услышали крики: звали на помощь. Женский голос, — следователь Копытов принимал поводья в свои руки. — Степан Митрофанович, проведи их в кухню, — приказал он пожилому полицейскому.
По комнате крутился еще один мужчина в синих перчатках, он не обращал никакого внимания на своих товарищей, и, вообще, на суету в комнате: несмотря на полноту, был очень подвижен, сосредоточенно соскребал кровь с пола и с простыни в маленькие колбочки, распылял реагент по всем поверхностям, где могли остаться отпечатки пальцев, на крики свидетельниц не обратил внимания, даже не повернулся, никакие вопли не могли оторвать его от работы — к воплям он давно привык.