— Еще чего, подслушивать, — Галку несло каким-то словесным поносом. Вот надо было заткнуть себя, а не могла. — Я участвовала! Знаешь, какая была оргия? Мы расколотили всю мебель в маминой комнате, ну в той, где мы гадали, а утром Зейнвейлла приготовил нам королевский завтрак!
— Хватит врать, — раскусила ее Ирка. — Не смешно ни разу! Я чуть и правда не повелась. Пошли, Ритка ждет там, ее как раз перевели в общую палату из послеоперационной, я тут уже все узнала, пока вас ждала.
* * *
Что-то было не так, а что именно Рита никак не могла понять. Чугунная голова не отрывалась от подушки, сомкнутые ресницы смогли пропустить немного света, и он вспыхнул под черепом раскаленным железом, под веки словно насыпали толченого стекла, на головную боль тут же отозвалась боль внутри: в желудке, в кишках, в ногах, но главная боль сосредоточилась в сокровенном, интимном месте, пылала и жгла там огнем. Девушка дернулась на своей кровати и повторила попытку открыть глаза — белый свет снова резанул по глазам, как по нервам. Зрачки искали, за что бы зацепиться, Рите казалось важным найти среди этого преобладания единственного белого оттенка хоть какое-нибудь пятно другого цвета, просто до тошноты хотелось увидеть темное пятно, до ужасной, невыносимой тошноты. Спазм неудержимо подкатил к самому горлу, и девушка дернулась, самопроизвольно, независимо от ее желания изо рта полилось на пол, оказывается, она лежала на самом краю кровати, и рвотная масса не запачкала постель, только оставила след на щеке.
— Что ж она делает? Что же она делает? — заворчали где-то рядом и загремели ведром.
Рита слышала, как плескалась вода, наверное, санитарка замывала дурно пахнущее пятно рядом с ее кроватью, через минуту что-то несильно стукнулось на пол — подставили тазик на всякий случай.
— Очнулась? — еще один кто-то спросил первого кого-то.
— Пока нет, но уже начала шевелиться, скоро очнется, — сообщил первый кто-то и добавил. — Да ее вчера так накололи, что…
— Там следователь к ней пришел.
— Какой следователь? Она, если к вечеру только проснется!
Рита догадалась, что они говорят о ней, милосердное сознание не пропускало всякие воспоминания о вчерашнем происшествии, в голове было пусто — сплошная серая пустота. Она не Рита, она просто маленькая частица среди серого мирового пространства, а у частиц нет никаких воспоминаний, они просто кружат, бездумно соединяясь с другими такими же неприкаянными частицами, у них нет ни прошлого, ни будущего.
Своего недавнего прошлого Рита помнить не хотела, давнего вспоминать, почему-то было нельзя, а будущего она боялась и не подпускала мыслей о нем к своей голове, заполненной серым туманом. Девушка держалась за свою пустоту всеми силами, не хотела покидать ее —в ней было безопасно, а за ее пределами ждало что-то страшное, жуткое, неумолимое, безжалостное, причиняющее боль и называющее ее «козявка».
Поборовшись немного с собственными ресницами, Рита сдалась и решила еще поспать, раз уж все равно не могла открыть глаза, но заснуть не давала боль, которая кромсала внутренности тупыми, зазубренными ножами. Рита неловко повернулась на бок, но стало только хуже — там, где тянуло и болело все загорелось, словно содрали лоскут кожи — девушка поспешно вернулась в старое положение. Нет, лучше уж, пусть болит внутри. Не выдержав, она застонала, мрачные картины, как ни старалась не впускать их в свою память, навязчиво полезли в голову. Рита вспомнила ужасную ночь, здоровенную фигуру суженого, его длинные волосы — разбуженный змеиный клубок, Лешку, сползающего спиной по стене, и кровавые пятна повсюду в их уютной спальне.
«Тронешь ее — убью!»
«Эта козявка моя.»
Рита окончила институт, много читала, была современной, просвещенной девушкой и никогда бы не поверила, что нельзя найти управу на кого бы то ни было. Она живет с Лешкой — она его жена, пусть и гражданская, она его любит, а он любит ее, они непременно поженились бы, если бы было жилье. Свое собственное. Как же можно отнять ее у Лешки, если она не хочет уходить?! В то, что страшный суженый ее уже отнял не поверить было нельзя, какой-то рациональной частью своего мозга девушка не верила, сомневалась, что все происходящее правда, но другая часть, которая отвечала за женскую логику, интуицию или шестое чувство говорила ей, что с прежней жизнью покончено, больше ее нет и не будет, и Лешки больше не будет.
«Не хочу! — не открывая глаз, Рита заплакала. — Не хочу!»