— А дальше ничего нет. Знать, преподобный мало прославился, — ответил Бояринцев, закрывая книгу и отходя от аналоя.
— Как это — мало прославился?! В своем ли вы уме? Зайдите после обеда ко мне в кабинет! — закричал инспектор и поспешно вышел из столовой.
Количество воспитанников семинарии и студентов духовных академий очень невелико. Редко на каком курсе обучаются 20 человек. Выпускников же бывает по десять, а иногда и того меньше. Ленинградская академия, например, в 1953 году выпустила всего четырех человек. Церковь содержит восемь семинарий и две академии и к тому же не все выпускники одевают рясы. Таким образом, для своих приходов церковь ежегодно готовит незначительное количество священников, но и они вряд ли могут быть названы оплотом веры.
Судя по поведению, не будет преувеличением сказать, что среди студентов академий и воспитанников семинарий очень много неверующих. Например, мои соученики Сергей Бурлаков, Михаил Егоровский, Иван Фоминичев, Виктор Козлов, Григорий Онищенко, Павел Раина и некоторые другие нередко приходили пьяными на богослужение. Александр Волосков однажды напился до того, что его вырвало прямо на клиросе. Иван Винокуров, Гурий Лукашевич, Григорий Абрамов в нетрезвом виде без стеснения нецензурно выражались в церкви.
В день святого Георгия в 1952 году приближенный архиепископа Бориса студент академии Строев не без ведома инспектора справлял свои именины в ресторане «Метрополь». Изрядно подвыпивши, «отроцы благочестивые» так отчаянно веселились, что несколько раз получали от администрации ресторана замечания за разнузданное поведение. Особенно отличались Павел Раина и его будущая «матушка» Нина. Возвращаясь домой поздно ночью, проходя через садик, за которым находится здание академии, Иван Фоминичев, Григорий Лысенко и Виктор Козлов решили напугать шедших впереди женщин. Оказалось, что то были жена и невестка инспектора. Двое из «смельчаков» понесли духовное наказание, а Иван Фоминичев был переведен… в Московскую духовную академию, которую благополучно закончил и стал священником.
Настроения и убеждения многих обитателей семинарии и академии особенно обнаруживались в богословских спорах и «душеспасительных» беседах. Например, Владимир Шуста, Георгий Строев, Вадим Гришин и Григорий Онищенко открыто порицали седьмую заповедь («не прелюбы сотвори»), как неразумную. Несмотря на неоднократные указания библии, что нарушающий эту заповедь смертно грешит, вышеупомянутые богословы доказывали обратное. «Как нет греха в других физиологических отправлениях человеческого организма, так нет греха и в нарушении седьмой заповеди. Это естественно», — говорили они. И не только говорили, но так и действовали. Строев обманул нескольких девушек, не отстали от него Шуста и Онищенко. Впоследствии первые двое стали священниками, причем Шуста даже был назначен благочинным в одном из районов Калининской области, а Онищенко — преподавателем в Киевскую семинарию. Вадим Гришин цинично хвастался, что, убедившись в неразумности седьмой заповеди, он уже на втором курсе нарушил целомудрие. Теперь он служит священником в Москве в Новодевичьем монастыре.
В духовных учебных заведениях встречались и потомки библейских содомлян. Так «за противоестественные наклонности» к мужеложеству из Ленинградской семинарии были исключены Ананий Ч., Василий Л., Георгий Г., а Михаила М. забрал к себе один монах, который его растлил. За «противоестественные наклонности» из Московской духовной академии должен был быть исключен и Михаил Д., но монахи Троице-Сергиевской лавры взяли его под опеку, и он принял пострижение под именем Филарета.
Впервые о таких порочных людях я узнал в Одесской духовной семинарии. Семинарист второго курса Павел Карпенко пономарил в архиерейской домовой церкви (что на Пролетарском бульваре в Одессе). Однажды вечером он вернулся в семинарию страшно расстроенный. Мы стали приставать к нему с расспросами. Он молчал и заливался слезами. Наконец, немного успокоившись, рассказал.
В архиерейской домовой церкви служил личный секретарь одесского архиепископа Фотия протоиерей Михаил Иванов (однофамилец семинарского воспитателя). Он был целибатом — безбрачным попом, не дававшим монашеских обетов. Всегда после богослужения этот поп-секретарь приглашал к себе Павла, угощал различными яствами и был как-то уж очень любезен. Так случилось и в этот вечер. Кроме еды, на столе возвышался графин какого-то напитка. Выпили, закусили… Карпенко, испугавшись своего странного состояния и не менее странной обстановки, хотел уходить. Но «любезный» хозяин закрыл дверь на ключ. Карпенко оттолкнул пьяного попа, кинулся к двери и застучал кулаками. Растерявшись, Иванов стал просить Павла не поднимать шум, совал большую пачку денег, умолял никому не говорить о происшедшем. Возмущенный Карпенко был неумолим. Он бросил деньги в холеное лицо архиерейского секретаря и вырвался на улицу.