– Давай-давай, – Железо ободряюще похлопал меня по спине. – Выйдешь совсем другим человеком.
И я вошел в приемный покой.
Обычной больничной суеты не было, а вместо казенного коридора моему взору предстало уютное светлое фойе с красивой темноволосой женщиной за стойкой.
Я поздоровался. Женщина ответила низким голосом, а затем спросила:
– Что вы хотели?
Я растерялся. Не говорить же про уши. Пауза затягивалась. Меня спас Железо:
– Мы к Пронину.
– Вам назначено?
– Неважно. Вы позвоните. Скажите, Железнов пришел.
Через пару минут мы уже находились в просторном кабинете с низкими, едва не до пола, окнами. За столом сидел полный, еще не старый человек, но его волосы и борода были седыми. Он поднялся с кресла и пошел Сане навстречу. Они обнялись.
– Вот, Николай Францевич, – сказал Саня, указывая на меня, – человеку надо срочно сделать нормальные уши.
Врач внимательно посмотрел на меня проницательными прозрачными глазами и кивнул:
– Сделаем.
К вечеру я уже лежал в послеоперационной палате с забинтованной головой, чувствуя легкую боль и жжение в районе ушей. Моя серая, монотонная жизнь вдруг понеслась галопом, словно пытаясь взять реванш за все двадцать три тускло прожитых года. Еще утром я лопоухим халдеем стоял с рожком в руках, заправляя машины, а сейчас лежал в двухместной палате с телевизором, СD-плеером и санузлом в одной из лучших клиник города.
Ближе к ночи ко мне подселили соседа. Судя по повязке, ему сделали операцию на нос. У каждого своя беда, подумал я, глядя на еще не проснувшегося после наркоза человека. Почему-то тогда мне и в голову не пришло, что эта беда не у каждого с рождения.
В восемь утра в палату заглянула медсестра. Заметив, что я не сплю, она улыбнулась и вкатила столик с завтраком. Я посмотрел на него, и мой рот наполнился слюной. У меня никогда не было такого завтрака – салат с креветками, несколько ломтиков ветчины, бутерброд с красной рыбой, стакан апельсинового сока и чашка свежезаваренного кофе, аромат которого наполнял палату.
Когда я ел, проснулся сосед – упитанный человек лет сорока пяти. Он сел в кровати, осторожно потрогал нос и посмотрел на меня. Здороваться сосед не стал, я тоже предпочёл промолчать. Но его взгляд показался мне знакомым. Где-то я уже видел эти оловянного цвета непроницаемые глаза. Вскоре в палату опять заглянула медсестра:
– Игорь Николаевич, завтрак?
Сосед кивнул. Медсестра вкатила столик.
Сосед хмуро и как-то тяжело принялся за еду. Он ел с недовольным лицом, и я думал о том, что завтрак вряд ли пойдет ему на пользу. Закончив есть, Игорь Николаевич достал из сумки сигареты и закурил. Я молча встал и открыл двери балкона. Сосед сделал несколько затяжек, потом вдруг закашлялся и, морщась, ткнул сигарету в салат с креветками, к которому даже не прикоснулся. Свинья, подумал я. В детдоме бы тебя за это убили. На дым мне было плевать, но за пищу, вот так без нужды, мимоходом загаженную, во мне все вскипело.
На другой день к соседу потянулась вереница посетителей. Сначала жена с юной дочерью. Жена оказалась весьма привлекательной особой, а дочь явно пошла в отца. Потом какие-то люди в костюмах при галстуках. Последним явился человек с постным лицом. Он представился майором милиции и долго извинялся за то, что вынужден потревожить Игоря Николаевича. Майор откровенно пресмыкался, и я понял, что со мной в палате лежит птица высокого полета.
– Когда мы сможем с вами поговорить? – дошел наконец до сути майор.
– Через пару дней, – немного подумав, ответил мой сосед.
– Видите ли, хорошо бы проверить все по горячему следу, потом будет затруднительней, – начал было майор.
Но Игорь Николаевич сделал жест рукой, милиционер осекся, кивнул и исчез, осторожно затворив за собой дверь.
– Какой, к черту, след! – недовольно пробурчал сосед, взял пульт, включил телевизор и уставился в него безразличным взглядом.
Полчаса спустя в палате появилась медсестра, а с ней профессор Пронин.
– Как температура? – спросил он, кивая в мою сторону.
– Нормальная, – ответила медсестра.
– Хорошо. Завтра посмотрим, что получилось. – Профессор повернулся к моему соседу: – А как вы себя чувствуете?
Сосед скривил лицо.
На другой день, утром, медсестра сняла с меня повязку. Профессор осмотрел мои уши и сказал:
– Отлично. Бинтуйте.
Я сидел на кровати. Медсестра стала разрезать пакет с бинтом, в это время от газеты поднял голову Игорь Николаевич. Он задержал взгляд на медсестре, она была хорошенькой. Потом его глаза равнодушно скользнули по моему лицу и уставились в газету, но вдруг снова вскинулись на меня. И в этот момент я узнал его. Это был тот самый тип на «ягуаре», которого избил Железо. Он, скорей всего, тоже узнал меня, но ничем не выдал этого, продолжая бесстрастно шуршать газетой. Я похолодел изнутри, но равнодушно отвел глаза в сторону, быстро сообразив, что если он поймет, что и я узнал его, то немедленно постарается предпринять какие-нибудь действия еще до прихода майора. Потом я лежал, рассматривая высокий потолок палаты, и пытался сообразить, что предпринять. Удрать из больницы? Что толку? Мои данные есть в картотеке. Даже если я надежно спрячусь, возьмут в оборот Железо, поскольку выявить мою связь с ним будет нетрудно. Как бы то ни было, надо поставить его в известность. Только каким образом?