Выбраться отсюда, оказалось даже в принципе невозможно, на окнах имелись толстые решетки, двери в спальное помещение были закрыты на замок, и сколько бы я не пытался как-то вылезти, ничего не получилось. Подумав о своем будущем, вспомнил все события и столкновения с интернатовскими обитателями, и у меня появилась какая-то надежда, что все обойдется. В конце концов, я не так часто участвовал в разборках, между нашими школами, и в большинстве случаев старался решить дело миром. Конечно, прием будет не самым теплым, но я надеялся на лучшее. В конце концов, два, а точнее даже полтора года с небольшим, не такой уж большой срок, и я надеялся выжить, с наименьшими потерями.
Что представляют собой эти самые дети, я, в общем-то, знал и раньше, а теперь мне оставалось только подтвердить свои знания. Уже на следующий день меня с одним сопровождающим, на его личном «Москвиче» отправили в пионерский лагерь «Пистазор» (Pistazor) который располагался в Гундаранской долине у одноименного водохранилища. И не смотрите на название, это далеко не мат. В переводе на русский язык это звучит, как «Фисташковый сад». Место было просто прекрасное. С галечным пляжем, огромным водохранилищем, и вообще дышалось здесь не в пример свободнее, чем в Ташкенте. То, что это место оказалось не пионерским лагерем, а лагерем труда и отдыха, ничуть не умаляло его достоинств.
Примерно год назад, я отдыхал неподалеку отсюда со своими родителями, и представлял, где нахожусь. Более того, однажды с отцом и его другом, мы ездили на охоту. Никакого особенного зверья здесь не водится, а вот подстрелить горного козла или случайно встретить косулю вполне возможно. В тот год отдохнули очень хорошо. Я излазил все местные горы и ущелья, дочерна загорел на горном солнце и сильно похудел, из-за чего, мать, охая и ахая по возвращении, долго пыталась вернуть мне прежний облик.
Сейчас все было иначе. Вообще меня встретили, несколько настороженно. Здесь в лагере, вообще, относились к вновь прибывшим людям, с некоторым недоверием. А тут еще появился я, да вдобавок, сразу же нашлись люди, видевшие меня раньше, в школе, в общем, ничего хорошего ждать не приходилось. Оно и понятно, каждый вновь прибывший раньше жил в полноценной, какой-бы она не была семье, а все остальные воспитанники варились в общем котле приюта с самого детства, а то и рождения. И чтобы там не говорили о том, что государство заботится об оставшихся без родителей детях, вся забота осуществлялась больше на бумаге, и словах, нежели на деле. И разница в том была весьма существенная.
В первую же ночь, проведенную в лагере, мне устроили темную, просто для профилактики. Хоть у нас и были некоторые терки с «сиротками», но лично я никогда особенно не влезал в них, хотя большого значения это не имело. По приезду, старался не выделяться из толпы, назвал свое имя, рассказал о том, где жил, и почему попал сюда. Все так, как происходило на самом деле, и почти без утайки. Как итог, воспитанники выразили мне свое «восхищение» устроив темную. При этом, на моем теле, хотя, я еле-еле ворочал поутру своими конечностями, вряд ли можно было отыскать хотя бы один след от ночных побоев. Хотя, как я понял, отметились в них все присутствующие. И сейчас от меня ждали, либо моего молчания, либо того, что я признаюсь в своем избиении. В принципе большого выбора не было. Хотя, я все же успел заметить, перед тем как все это началось, лица пары зачинщиков, и потому, что хотя сейчас и молчал, стараясь сделать вид, что ничего не произошло, в душе вынашивал планы мести.
После обильного, но достаточно простого завтрака, мы вышли на работу в местные сады, где расчищали посадки от всякого мусора, скопившегося за год, поливали и окучивали деревья, и даже лакомились его плодами. Сбор урожая должен был начаться с первых чисел августа, и продолжиться до конца сентября, поэтому многие плоды уже были вполне созревшими. И мы, воспитанники школы интерната, будем находиться здесь до самого завершения сбора урожая. Как оказалось, это гораздо лучше, чем то, что предлагалось другим классам и школам Ташкента, которые в сентябре должны были поехать на сбор хлопка. Работали мы всего лишь до полудня, а после возвращались в расположение, где обедали, а после каждый занимался тем, чем хотел.