Мама, вначале отказывалась, но отец сумел настоять на своем. И потому мама, окончательно рассчитавшись со школой, села дома, тем более, что в Узбекистане, считалось, что сидящая дома замужняя женщина, не является тунеядкой, в силу местных обычаев. Хотя изредка она все же делала переводы с испанского языка, хотя это случалось очень редко. Все же этот язык не слишком востребован в союзе. Именно это, то есть большое количество свободного времени, как мне кажется, и стало первыми шагами ее падения. Может я не слишком правильно выразился, и мать точно не была проституткой, в этом отношении можно не сомневаться, но то, что было нечем себя занять, да еще и сплетницы соседки, с которыми ей пришлось как-то убивать это время, пробудили в ней чувство ревности. Если раньше, она довольно спокойно воспринимала частые поездки отца, то потом его частые рейсы дали повод к тому, что она заподозрила его в измене. И хотя отец, не давал для этого никакого повода, мать начала топить свои подозрения в вине. Вначале, это происходило довольно редко и в основном в отсутствии отца. Лишь однажды, это произошло при нем, и в доме разразился страшный скандал.
Дело в том, что узбеки приверженцы ислама, в котором запрещено употребление вина. Хоть при СССР Узбекистан и считался светской страной, но где-то в душе, все же многие были и знакомы с Кораном, и знали молитвы и даже соблюдали Намаз, хотя внешне этого и не показывали. Как-то было не принято такое, особенно среди членов партии. А отец был именно коммунистом. Может не совсем в силу убеждений, а скорее в плане того, что на его должности нельзя было оставаться в стороне от партии, но тем не менее. Да и к пьянству он относился резко отрицательно, и как бы-то ни было, отец был трезвенником, и если когда-то и пригубливал, во время каких-либо семейных торжеств, то этим все и ограничивалось. Поэтому увидев, однажды пьяной свою жену, он просто озверел.
К тому же, и этот факт был более основателен, на то предприятие, где он в то время работал, устроиться человеку со стороны, было практически невозможно. Все работающие и семьи работников, находились под пристальным присмотром местного КГБ. Все же отец выезжал за границу, и с этим в СССР было очень строго. Поэтому любое поведение жены, или другого члена семьи, включая его самого, выходящее за рамки морали, били в первую очередь именно по отцу, а, во вторую очередь, по нашей семье. В тот раз, отец, смог вколотить в сознание матери свои слова. Именно вколотить, потому что иначе она не понимала. И во всяком случае, до самой его смерти, в доме была тишь и благодать. И если мать и прикладывалась к бутылке, то только тогда, когда отец находился в рейсе. И ни разу не выходила из дома, будучи подшофе.
Отец, погиб неожиданно. Впрочем, а кто вообще ждет с нетерпением своей смерти. Просто в один из дней, у нас в доме, появились работники особого отдела его предприятия, и долгое время беседовали с матерью и немного со мною. В конце разговора, все же сообщив, что машина отца, была обнаружена сгоревшей дотла, чуть в стороне от автомобильной дороги, соединяющей Узбекистан с Россией, примерно в двухстах километрах от города, на территории Казахстана. Дорога эта, была еще тем испытанием, отец, всегда отзывался о ней, как о чем-то непотребном, но другого пути просто не было. Вернее сказать был, но это был огромный крюк тысячи на полторы километров, через Киргизию, Алма-Ату, Талды-Курган и дальше на север. Здесь же был более короткий путь, хоть дорога большей частью была даже не асфальтирована, она тянулась по пустынным районам Казахстана, и порой до ближайшего селения было больше суток езды. Видимо, кто-то увидел одинокий гружёный тягач, следующий по тракту, и решил, что ему будет, чем поживиться. Тем более, что на таких грузовиках, во весь прицеп проходила красная надпись, «Узмежавторанс», указывающая на то, что грузовик делает рейсы за рубеж. А учитывая, что он направлялся в сторону Ташкента, было понятно, что он наверняка возвращался из-за границы, и наверняка, что-то везет, то есть игра стоила свеч.
Увы, никаких следов, кроме полностью сожженного грузовика не нашлось. Да и где их можно было отыскать, если в обе стороны от дороги, на многие километры, голая степь и пески пустыни. Проходящие по дороге грузовики достаточно редки, и даже если грабеж занял больше нескольких часов, вполне могло случаться так, что свидетелей просто не нашлось. Но даже если бы и были, наверняка бы постарались оказаться как можно быстрее и дальше от этого места. Поэтому хоронить пришлось лишь небольшую горстку праха собранную из кабины грузовика. После этого мать и сорвалась с катушек. Сейчас, когда погиб отец, ей почему-то стало на все наплевать. Я еще могу допустить, что тому причиной были родственники со стороны отца. Как я понял из ее слов, отец женился против воли родителей, и потому невестку, мою мать, не слишком воспринимали в доме родителей отца и других родственников. Впрочем, как и меня. С другой стороны, я и сам, хоть и знал местные обычаи, в совершенстве владел узбекским и немного таджикским языком, больше относил себя именно к русскому народу. Да и мои друзья, тоже в основном были русскими. До сих пор помню их немалое удивление, когда они узнали о том, что моя национальность — Узбек. Дело в том, что в нашем классе, было двое Назаровых. Кроме меня учился и мой, можно сказать однофамилец Сашка Назаров. Типичный русак, которого ни за что не назовешь как-то иначе. К тому же Руслан тоже, совсем не узбекское имя, и потому по всем раскладам меня принимали за русского. Да и в нашем районе, хоть и встречались узбеки, но больше обрусевшие. Кстати сейчас многие узбекские семьи, старались так сказать «обрусеть». Возможно причиной того был социалистический строй, или находилися, какие-то другие мотивы для этого. Но я знал много семей, в которых, например глава семьи представлялся как Валентин Алексеевич, хотя настоящее его имя звучало как Вали Алиевич. Нашу соседку я всегда называл тетя Зина, хотя по паспорту она была Зейнаб. Трех дочерей и сына, они тоже называли русскими именами, а глава семьи сразу попросил называть себя дядя Аркадий, хотя настоящее имя, как я узнал много позже, звучало как Ариф. Все это было неудивительно и воспринималось как должное. Хотя в колхозах и кишлаках, куда мы частенько выезжали в начале осени на сбор хлопка, редко можно было встретить узбека с русским именем. А если кто-то переиначивал его на русский лад, то его старались мягко поправить, или выдавали сокращенную версию имени, но тем не менее именно в узбекском звучании. И очень обижались, если их называли как-то иначе.
Родственники, конечно, появились на похоронах отца, но после того, как мать заявила о том, что хоронить отца будет по своим обычаям, тут же разбежались по сторонам. По большому счету, неправы, как мне кажется, были все. И мать, и родные со стороны отца. Ладно бы сохранилось его тело, вопрос другой. Узбеки хоронят своих усопших несколько иначе, чем европейцы. И поэтому я прекрасно понимаю их позицию. У узбеков не принято класть покойника в гроб. Его просто оборачивают тканью — Саваном, и в специальном катафалке, несут до места погребения на плечах мужчин, причем легким бегом, и постоянно сменяя друг друга. При этом похоронить должны в день смерти и до заката солнца. Разумеется, если кладбище находится далеко, часть путь проделывается на транспорте. Но как минимум пару тройку километров от дома, и столько же перед кладбищем, катафалк проделывает на плечах мужчин. Никого из женщин на кладбище при похоронах не допускают. Женщины прощаются с усопшим на выходе из дома. Вдобавок ко всему, могила тоже выкапывается иначе, чем у русских. Вначале, роется не очень глубокая яма. На определенной глубине, где-то ококоло ста двадцати сантиметров, отрывается боковая ниша, в которую и укладывается покойный. После чего эта ниша прикрывается сбитым деревянным щитом, поставленным под наклоном, и могила закапывается.