– Ты глянь пока, как они там… – отозвался шеф, роясь в поисках консервного ножа в своей спортивной сумке. – И этого ханурика проведай… понял, ага?
– Может, сперва по маленькой?..
– Я нечленораздельно выразился?
Разочарованно крякнув, Михаил вышел из купе.
Глядя на спину увлеченного поисками ножа Николая, Астатти достал из кармана пиджака узенькую миниатюрную пробирочку; сковырнув с нее ногтем пластмассовую пробку, высыпал на ладонь две беленькие горошинки и тут же смахнул их короткими и точными движениями в стаканы с коньяком, глядя, как вспучились на поверхности алкоголя белесые вулканчики пузырьков, через мгновение бесследно себя исчерпав.
Пробка вновь плотно закупорила горлышко пробирки, и в тот момент, когда Николай обернулся, Астатти, придвинув к себе свой стакан, с отрешенным видом принюхивался к коньяку.
– Армянский, натуральный! – Николай вонзил нож в край банки, легко повел вкруговую лезвие, волнисто вспарывающее жестянку. – Не отравишься!
– Вы уверены?
– Отвечаю!
Вернулся проворный, словно из пружин составленный Михаил.
– За бортом все отменно! – доложил начальнику. – Полный штиль, буйки на месте.
– Ну, за «отменно» и выпьем! – Николай поднял стакан.
После третьего тоста Михаил, уже существенно осовевший, поинтересовался:
– Э-э… Пол… А ты чего все-таки вертишь, а? Ты хоть скажи, что это за штуки такие… а? Для чего вообще? Ну, колись, свои ведь…
– Какие штуки?
– Ну, эти… Что ищешь…
– А, эти… Да вы не поверите, – вяло отмахнулся Астатти.
– М-мы? – возмущенно спросил Николай, язык которого тоже всерьез заплетался. – Мы тебе… как себе, о чем ты?! Поверим, тут даже…
– Тогда слушайте, – сказал Астатти. – Я сам не знаю.
– Как?
– Вы вот… выполняете определенное задание, правильно?
– Н-н-ну!
– И я его тоже выполняю. Моя задача какая? До стать эти, как вы выразились, штуки – и привезти их моему боссу.
– А твой босс, он это… ну, итальянская мафия, короче?.. – часто дыша, вопросил Михаил.
– Прекратить болтовню! – вступил в разговор Николай. – Мафия… Что ты мелешь, помело! Ух! – Он привалился к стенке, затем сполз на подушку. – Щ-щас… пять секунд… чего-то умаялся я…
Михаил, сидевший в его ногах, внезапно покачнулся и тут же – плашмя, с прямой спиной и открытыми остекленелыми глазами, рухнул прямо липом вперед – хорошо, Астатти успел ухватить его за плечо, смягчив тем самым падение на пол.
Затем с трудом приподнял под мышки тяжелое, словно из свинца, тело; сил едва хватило на то, чтобы перетащить его волоком на спальную полку и притулить к стенке.
Вгляделся: открытый рот, судороги, пробегавшие по лицу и придававшие ему выражение то растерянности, то радостного возбуждения, то крайней злобы…
Препарат, видимо, обладал какими-то побочными психотропными действиями.
Странно: видя перед собой кривляющееся в безумных гримасах лицо, он не содрогнулся, не отпрянул, лишь холодно удивился, вторым планом осознав, что не боится с недавних пор, в общем-то, ничего – или уже и бояться нечего, или устал бояться…
Этим спецпрепаратом его снабдили действительно люди из той самой мафии, которой интересовался Михаил, и за каждую горошинку Пол выложил двести долларов, не зная, пригодится ли ему когда-нибудь это снадобье или же нет. Пригодилось.
Пиджак на Михаиле оттопыривался – верхняя пуговица сильно растянула петлю, и к плечам лучами шли складки.
Астатти оборвал заевшую в петле пуговицу, расстегнув пиджак, достал из кармана бумажник.
Так. Паспорт, деньги, книжечка какого-то удостоверения…
Он раскрыл ее.
Фотография. Лицо – анфас, но снимок сделан сбоку, чтобы отчетливо выделялся погон с тремя звездочками.
«Федеральная служба безопасности России, старший лейтенант Михаил Мартынов, оперативный уполномоченный, имеет право на ношение огнестрельного оружия и специальных средств…»
Огнестрельное оружие – небольшой «маузер» обнаружился у оперативного уполномоченного за брючным ремнем.
Далее Астатти ознакомился с удостоверением подполковника Николая Власова и с его тяжеленным, с ромбовидным обрезом ствольной рамы «магнумом» MR 5001.
Следующим открытием для Пола явилось присутствие в пиджаке Николая документов Ракитина, Градова, а также распечатанного на принтере компьютера фрагмента горного ландшафта.
Отодвинув тело храпящего Николая поближе к стенке, Астатти присел на край полки и призадумался.
В дело вмешалась госбезопасность русских, прижав, видимо, Кузьму, а это значило, что перспектив благополучного завершения приключений господина Астатти не предвидится. Его, Пола, просто использовали. Почему? Потому, что спецслужба не знает, что собой представляют пластины и как он, Астатти, намеревается их использовать. Ракитин – тоже жертва, предназначенная к закланию. Наверняка. То есть как ни смешно или печально, но ныне они – собратья по общему несчастью, бедные глупые кролики, попавшие в пасть дракона, уже готовую сомкнуться…
Итак?
Дальнейшая игра с людьми из ГБ, очевидно, бессмысленна, а попытка противопоставить себя системе, чья суть – всеведение, жесткий анализ, тончайшие провокации и абсолютная бестрепетность в выборе средств, – эта попытка самоубийственна. Но что он, Пол, может один, когда вокруг – только враги? Хотя враг ли Ракитин? Это он, Астатти, был враг ему, но сейчас если и постараться что-либо продолжить, надо срочно выйти на контакт с тем, кто еще полчаса назад был несомненной жертвой, а сейчас способен стать единственным партнером!
Он еще раз угрюмо оглядел недвижные тела контрразведчиков.
Две большие спящие кобры… Из самого настоящего, зловещего Кей-джи-би! Какой-то ирреальный бред! Ведь расскажи кому из друзей в Штатах… Нет, не поверят…
Срок действия зелья – около семи часов. У него еще имеется восемь горошин… Неплохо!
В итоге эти умники проспят все на свете. И Душанбе, и его, Пола, и Ракитина…
Он вышел из купе.
В тамбуре стоял будущий союзник. Со своим пожилым дружком.
Настала пора действовать.
И Пол решительно направился к тем, кого бы хотел отныне причислить к своим друзьям.
ЗНАКОМСТВО
Слушая Астатти, Ракитин лихорадочно выстраивал в логическую цепь факты складывающейся вокруг него ситуации, понимая, что влип в историю, чреватую самыми пакостными неожиданностями. Абстрактные тени зла, витавшие вокруг него, обрели плоть; они были повсюду – здесь, в этом поезде, в кабинетах Лубянки и Лэнгли, в Душанбе, и теперь предстояло задуматься, каким образом оторваться от преследования, как спастись, выскользнув из когтей и клыков спецслужб.
– Откровенность за откровенность, – сказал он американцу. – Вас, насколько понимаю, занимает ин формация о катаклизмах, записанная на дискетах. С целью ее коммерческого, так сказать, использования.
– А вас нет? – ответил вопросом на вопрос Астатти.
– Меня – нет, – ответил Александр. – У меня задачи иного плана. Глубоко личного и, на мой взгляд, куда более актуального. Впрочем, я могу заблуждаться.
– Можно ли конкретизировать ваш ответ?
– Думаю, в итоге ответ вы получите, – помедлив, произнес Ракитин. – Поскольку вам придется отныне играть в нашей команде. Собственно, если бы это было не так, вряд ли бы мы вели сейчас данный разговор.
– Это не совсем так, – качнул головой Астатти. – Моя искренность – не порыв души, а всего лишь условие вашей заинтересованности в нашем разговоре и снисхождения ко мне. Однако, если я не получу того, что мне необходимо, ваша команда может оставаться в прежнем составе. Между прочим… – Он передал Ракитину бумажник с его документами. – Вот что я нашел в карманах своих спутников.
– Какой сюрприз! – вступил в разговор Градов. – Я приношу свои извинения, Саша, тебя, оказывается, обработали профессионалы… И вообще наша поездка по степени риска соответствует, по-моему, путешествию на «Титанике».