– Что – зачем?
– Помогать зачем?
– Чтоб не отчислили! – он не выдержал, и ответ прозвучал резко.
– А зачем тебе, чтобы я училась?
– А я должен радоваться, что тебя выгонят?!
– Ну… Интересный вариант. Почему бы нет? – она смотрела на Лёшу, задумчиво прищурившись.
– Дусь, ты обижена на меня…
– Ну, что ты! Я просто спросила, – она улыбалась.
– Я хотел как лучше, – очень серьёзно произнёс он, надеясь достучаться до неё.
– Так лучше, – ответила она ему в тон.
Повисла напряжённая пауза. Алёша не знал, что ещё можно сказать, а Дуся слегка улыбалась и разглядывала его с ожидающим выражением лица. Он растерянно обвёл взглядом палату, посмотрел вниз, на свои руки, и обнаружил своё спасение.
– Я и забыл, я же тебе мандаринов привёз, – он протянул её пакет.
– Спасибо.
Повисло молчание.
– Ну, я пойду?
– Пока.
Как только он вышел, Дуся вскочила с кровати:
– Угощайтесь, Татьяна Андреевна! Тётя Люда, возьмите! Анечка, бери, тебе тоже нужны витамины!
Пустой пакет Дуся сунула в тумбочку.
– Дуся, как же ты? Себе-то ничего не оставила.
– А у меня на них аллергия.
Дуся легла и зарылась в одеяло. Женщины переглянулись.
– Петрова! Евдокия! Подойди на пост! – донёсся резкий голос из коридора.
Дуся вышла.
– Скандальница… – произнесла тётя Люда. – То смеялась, а то…
– Что? – не поняла Татьяна Васильевна.
– Глаза-то на мокром месте.
Женщины покачали головами.
По старой колее
Улыбка на Лерином лице окончательно убедила Алёшу, что жизнь вошла в своё русло. Она была рада видеть его, а он – её. Лера была одета, как всегда, со вкусом, светлые кудряшки были, как всегда, раскиданы по плечам в художественном беспорядке. Весело стучащие каблучки, лёгкая походка, мягкий поцелуй в щёку стали наградой за Лёшино возвращение. Он привычно подал ей руку и повёл в кафе, чтобы рассказать о проекте.
В маленьком зальчике было уютно, народу совсем мало. И кофе оказался вкусным. Алексей подробно рассказал Лере о своей задумке, показал уже сделанные наброски. Она слушала внимательно, иногда задавала вопросы – точные и по делу, и Алёша ещё раз убедился, что правильно выбрал компаньона – ответственного и исполнительного.
Отвозя Леру домой, он снова ехал знакомой дорогой. Она хорошо известным Лёше движением поправляла причёску, поглядывая в зеркало заднего вида, и этот привычный её жест, и мягкие знакомые интонации голоса убеждали его, что он дома, в знакомом ему, размеренном мире. И Алексею захотелось в нём остаться, не думать о завтра, не волноваться ни о чём, а просто жить – спокойно плыть так, как плывётся.
– Что ты хочешь на ужин?
– Не знаю, Лер, приготовь что-нибудь. Или закажи пиццу.
– Хорошо, тебе твою любимую с острыми перчиками?
– Да.
Лера всё делала «как надо». Встречала у порога, знала, сколько ложек сахара нужно положить в кофе, спрашивала, как прошёл день – одним словом, заботилась. Ароматные свечки в комнате должны были, по задумке, создавать уют, небрежно брошенная на стул блузка – свидетельствовать о присутствии в доме Женщины, а новые шторки с цветочками на кухне – создавать атмосферу семейного уюта.
– Я уже пришла домой. Ты когда приедешь?
– Не знаю, работы много.
– Но хоть ужинать ты будешь?
– Не знаю, Лер, посмотрим.
– Не задерживайся, я тебя жду!
– Постараюсь!
– Позвони, как поедешь домой.
– Ладно!
Он звонил, потом отвлекался ещё на одно дело, задерживался и ехал домой с чувством вины, которое раздражало его самого. И грустные глаза Леры тоже раздражали. И даже, как ни странно, отсутствие упрёков.
– Ты сказал, у тебя завтра выходной?
– Да.
– Что мы будем делать?
– Я буду отдыхать.
Лера тихо (стараясь незаметно) вздыхала и садилась в кресло с журналом.
– А что ты хотела?
– Думала, мы сходим куда-нибудь.
– Нет, я устал. Сходи одна.
– Одна я не пойду.
– Ну, с подругой.
Лера тихо качала головой.
Осень пришла не одна – принесла с собой свою спутницу – ангину. Алексей лежал на диване, завёрнутый по уши в плед, с ноутбуком на коленях и досадой в душе. Ангина порушила все планы. Сиплым голосом он решал рабочие вопросы по телефону и говорил «спасибо» Лере за кружку горячего чая, подаваемый градусник и за напоминание выпить лекарство. И за «как ты себя чувствуешь». И за «тебе что-нибудь ещё сделать?» И за «выздоравливай скорее». Но быть ей благодарным было ещё утомительнее, чем работать. Алёша, избалованный вниманием женщин (начиная с мамы) и всегда принимавший его с удовольствием, как нечто, ему полагающееся, теперь больше всего на свете хотел, чтобы его оставили в покое.