Дуся любила наблюдать. С годами она всё меньше участвовала в разговорах и всё больше молчала, рассматривая окружающих и делая свои выводы об их манерах, характерах, образе жизни – наблюдала жизнь, проходящую рядом.
А в тот вечер всё её внимание занимал Игорь. Она не могла оторвать глаз от его пальцев, держащих бокал, от широко расставленных за низким столиком коленей, от его ладони, откидывающей со лба тяжёлую волну тёмных волос и от двух чёрных колодцев, периодически всплескивающихся жидким огнём, когда он присоединялся к общему разговору.
Впрочем, его взгляд тоже частенько обращался к Евдокии, и, когда она ощущала его на себе – на своих пальцах, тоже держащих бокал, на своих бёдрах, талии, на груди и, наконец, – в упор, в глаза, по телу пробегала дрожь, которую она старательно прятала за улыбкой. Эта дрожь была волной сладости и стыда одновременно, сладкой, потому что запретной. Это было первобытное, древнее, как мир, влечение женщины к мужчине.
И оно было абсолютно новым для Евдокии, и оттого ещё более манящим, как всё неизвестное. И она даже не пыталась сопротивляться ему, а стремилась ему навстречу с настойчивостью кошки, учуявшей валерианку, из глаз которой уже ушло сознание реальности.
Вернее, нет. Не совсем так. Моментами Евдокия вдруг спохватывалась и испуганно оглядывалась, потому что ей казалось, что эту волну эмоций, перекатывающихся между двумя людьми, не заметить невозможно, и она была уже уверена, что все вокруг смотрят на них с недоумением, но то ли сотрудники были не слишком наблюдательны, то ли их интересовали свои заботы, то ли воспалённое Дусино воображение так преувеличивало значимость происходящего в ней самой, – но она ни разу не заметила слишком пристального внимания к их персонам.
Это её несколько успокаивало, и она тут же стремилась погрузиться ещё глубже в эту стихию ощущений, впитывая не только взгляды, но и касания: столкновение пальцев при передаче бокала, шорох задетого рукава, тепло тела – сидели за маленьким столом «в тесноте, да не в обиде». И каждый контакт высекал невидимую искру.
Первыми, как всегда, разбежались мамочки, которых ждали дома дети, но и остальные тоже долго не засиживались. И всегда оставалась парочка самых сознательных, которые споласкивали разношёрстные офисные бокалы и выносили мусор.
Евдокия составляла посуду в шкаф, сбрасывала в пакет одноразовые тарелки и вилки на автопилоте, не соображая, что и зачем она делает, и осознавая только одно: он ещё здесь. Она просто не могла выйти из комнаты, потому что он находился в ней.
– Девочки, мальчики, ну вы тут всё доприберёте? Всё закроете? – ответственно проконтролировала полная, пожилая Мария Михайловна.
– Да, конечно, – хором ответили они.
– Ну, тогда, до свидания! С наступающим!
– И вас.
Шаги затихли в темноте коридора.
– Сейчас я ещё со стола сотру…
– А куда вы мусор выбрасываете?
– Там по дороге бак стоит, надо за угол завернуть.
Они вдвоём стояли посреди комнаты и оглядываясь, соображая, что ещё нужно убрать. В ставшей вдруг голой комнате кучкой теснились два сдвинутых столика и сиротливо притулились в углу несколько серых мусорных мешков.
– Сейчас я быстро столы сдвину, и пойдём. Я тебя провожу, уже поздно.
Евдокия молча стояла у двери и следила взглядом за каждым движением Игоря.
– Идём? – спросил он.
Она кивнула. Они прошли к закутку с верхней одеждой.
– Отличный вечер! Жалко только танцев не было! – шутливо посетовал Игорь.
Евдокия молчала, улыбалась и только смотрела на него во все глаза.
– Прошу! – он надел ей на плечи пальто. Она жадно ловила через ткань мимолётный поток тепла его рук.
– Ключ? – спросил он.
Евдокия щёлкнула замком и поднесла брелок к его лицу. Он взял её руку вместе с ключом.
Улыбаясь:
– Новогодние праздники всё окутывают тайной, и некоторые женщины становятся слишком красивыми и загадочными.
Она молчала.
Проверяя реакцию, он убрал ей за ухо прядь волос.
Она молчала, только смотрела ему в глаза, словно желая полностью погрузиться в них.
Он медленно наклонился к ней, и она почувствовала запах его туалетной воды, волос – новый, мужской, незнакомый запах.
Поцелуй был мягкий и тоже новый, незнакомый.
Они постояли несколько секунд, безрезультатно пытаясь осмыслить произошедшее, а потом молча двинулись по тёмному коридору.