Солдат ударил по лицу Коллинза и оттащил от меня.
— Продолжайте, мисс Дарлингтон, — голос судьи вывел меня из сту-пора.
Отдышавшись, я продолжила рассказывать о порочной связи леди
Джейн со своим зятем. Душка Гарри беспомощно сопел, сверля меня полными ненависти глазами. Когда мой рассказ дошёл до надругательства на-до мной братом, по залу прокатилось недовольство. Кристофер не опустил голову, как Генри, а грустно улыбнулся. Он уже знал, чем закончится суд.
Приговор будет не в их пользу.
Моя репутация была погублена навсегда. Добиваясь наказания для убийцы отца, я положила на весы Фемиды свою честь. Как когда-то Эдмунд Дарлингтон заплатил честью за жизнь друга, так и его дочь пожерт-вовала своей ради справедливости.
Мы не такие уж разные папа. Из всех твоих детей, я больше походила на тебя.
Когда слушание подошло к концу, я попросила у присяжных и судьи о снисхождении к моему брату. Пусть он изнасиловал меня, совершив грех кровосмешения, но я простила его. К тому же он сын моего отца и моё сердце разрывалось от боли, что мои слова могли стать решающими в вынесении приговора. По залу прокатился восторг. Я даже отчётливо расслышала, как некоторые присутствующие в суде люди поддержали меня.
— Правильно, пусть бог его судит.
— Настоящая христианка.
— Он недостоин такой сестры.
Присяжные совещались долго и огласили свой вердикт ближе к вечеру.
Оставалось только судье Фиджиральду определить наказание преступни-кам. Генри Коллинзу и Кристоферу дали последнее слово.
Душка Генри молил о пощаде, умываясь слезам, как ребёнок. Клялся, что это всё клевета и он невиновен. Такое поведение вызывало больше отвращение, чем жалость.
А вот мой брат ничего не просил. Он гордо выпрямился и во всеуслы-шание громко заявил:
— Да, я виноват во всех грехах! Я вёл разгульный образ жизни, непо-добающий истинному христианину. Играл в карты, любил женщин, промотал состояние отца, вызывал на дуэль и убивал своих недругов. Да, я грешник! Я не жалею ни о чём! Но, единственное что не даёт мне покоя, это любовь к моей сестре. Лили, я люблю тебя! — закричал Кристофер, ища меня глазами в толпе. — Ты стала моим наваждением и моим прокля-тием! Я мечтал о тебе! Жаждал тебя! Такую женщину, как она, только слепой не захочет! И мне плевать, что любовь к сестре самый тяжёлый грех.
Гореть мне в аду, но за этот грех я не раскаюсь.
Зал взорвался негодованием. На Кристофера посыпались проклятия.
Кто-то даже кинул в него гнилым овощем. Солдаты с трудом сдерживали толпу, рвущуюся устроить самосуд, над не раскаявшимся грешником. Кристофер гордился своей противоестественной любовью к сестре.
Его Честь до одурения стучал молотком, призывая к порядку в зале су-да. И только когда один из офицеров выстрелил в воздух, все угомони-лись, а судья зачитал свой приговор.
Генри Коллинза приговорили к виселице. Услышав, какая участь его ждёт, Душка Гарри разрыдался. Его выводили из зала суда, истошно крича-щего одно только слова «Нет! Нет! Нет!».
Мою просьбу учли, и Кристофера ждала каторга. Двадцать лет в Ав-стралийских новых колониях. Говорили, что там, как в самом аду. Лучше отдать богу душу на эшафоте, чем год прожить в том пекле.
Мой брат спокойно выслушал приговор. Он уходил из зала суда под конвоем, но гордо расправив плечи. Встретившись со мной глазами, Кристофер снова улыбнулся. На этот раз меня не начал бить озноб от страха или отвращения. Я так же улыбнулась брату, проводив его прощальным взглядом. Хоть он и был мерзавцем, но к смерти собственного отца не имел отношения. Во время судебного разбирательства, мне стало известно, что Кристофер не рискнул сдать Генри констеблям. Ведь сделав это, он бы подписался под смертным приговором матери. Кристофер только шантажировал любовника леди Джейн, а после её смерти открыто попытался выступить, но полковник Фюргенсон заткнул рот нерадивому вну-чатому племяннику. Дядя моей мачехи ревностно старался скрыть тайны семьи Дарлингтон. В суде добрый родственник сваливал всю вину на бывшего лейтенанта Коллинза. Мол, это он совратил его милую племянницу и повинен в её смерти тоже. Хотя все, кто был знаком с леди Джейн, в это верили с трудом. Кто-кто, а жена Эдмунда Дарлингтона была способна со-вратить своими прелестями и святого. Очень коварной и циничной она была.
Суд над Коллинзом и Дарлингтоном ещё долго смаковали во всех подробностях в каждой подворотне, в каждом трактире, в каждом доме. Я
закрылась в своей спальне и никого не желала видеть. Единственным человеком кого я ещё принимала, была мисс Ричмонд. Она приходила на примерки свадебного платья. Одевая, новый шедевр портнихи, я чуть не заливалась слезами. Не так я представляла себе свою свадьбу.