Он снова засмеялся. Подошёл ещё ближе и хрипло прошептал мне на ухо:
— А, знаешь, Лили, твой брат изъявил желание поучаствовать в торгах.
Я даже больше скажу, — его зловонное дыхание, стало душить меня, не давая вздохнуть, — Он требовал вернуть тебя ему, как сестру. Кричал, что у меня нет прав продавать тебя.
Холодок пробежал по моей спине от этой правды. Нет, пусть лучше продадут, чем мой брат снова прикоснётся ко мне.
— Он сказал, что добьётся справедливости у губернатора, — мистер
Питерсон напирал на меня, чуть не прижимая к стене. — Жаль Эдмунда, оставил после себя такое глупое ничтожество, как Кристофер. Твой брат, выкрикивая мне угрозы, не знал, что губернатора сморила лихорадка, и он ничем не поможет.
Вот теперь я, всё же превозмогая рвотный позыв, вздохнула с облегчением. Есть надежда, что Кристоферу я не достанусь. Торги закрытые, и на них будут самые богатые плантаторы. Мой брат за несколько месяцев успел спустить большую часть своего наследства.
Подумать только, отец всю жизнь создавал целую империю хлопка и табака, а сын проиграл в карты почти всё.
Бывший знакомый Эдмунда Дарлингтона вышел из камеры, как только сообщил мне эту новость. Его работник тоже последовал за ним и, прежде чем закрыть дверь, бросил:
— Завидую я тому богатею, что купит тебя.
Я брезгливо отвернулась.
Осталось два дня. Время в камере до этой новости тянулось, а теперь стало лететь, как чайка над водою. Скоро я предстану перед толпой мужчин. Они будут вожделенными глазами раздевать меня. Торговаться, пока один из них не назовёт последнюю цену. Цену на моё тело и мою жизнь.
Кто станет моим хозяином?
Я начала молиться, чтобы он не был так противен мне, как брат, Гарри, мистер Питерсон. А пока молитвы летели к небесам обетованным, мне оставалось только ждать и мучиться от неизвестности, надеясь на любой исход торгов, кроме тех, что вернут меня в мою семью.
ГЛАВА 15. Торги
Торги были во дворе невольничьего рынка. На открытые приходили все желающие и беспрепятственно могли попасть во внутренний дворик.
А вот закрытые только для особых гостей, кто мог много заплатить. Ворота закрывались за последним посетителем, и становился человек, зорко сле-дящий, чтобы никто из посторонних не проник на таинство элитных торгов. Передо мною продали четыре юные чернокожие девушки. Три мулатки от тринадцати до шестнадцати лет и маленькую девочку десяти лет. Она, не переставая, плакала, а когда её вывели на подиум для торгов и вовсе зарыдала. Мне было жаль её. Совсем дитя. Её забрали из родного дома на чёрном континенте, и привезли в мир цивилизованной жестокости. Как цинично звучит слово «цивилизация» из уст таких вот жадных до денег торгашей, как мистер Питерсон.
Настала моя очередь взойти на эшафот. Да эшафот, на котором убива-ют свободу и человеческое достоинство.
Джим вывел меня и поставил в самый центр. Ещё мистер Питерсон не сказал ни слова, а в толпе прокатились одобрительные возгласы.
— Она стоит того, чтобы раскошелиться!
— Дочь Дарлингтона лакомый кусочек!
— Я танцевал с ней на приёме у полковника!
И среди таких же криков я расслышала голос моего брата.
— Заткнитесь, она моя сестра! — кричал Кристофер.
Рядом стоящие с ним мужчины засмеялись.
— Тогда почему она там, а не дома? — выкрикнул один из них.
Я закрыла глаза от стыда. Мой брат играл роль спасителя, и его род-ственные чувства не позволяли оставить меня в таком опасном положении. Дочь его отца не будет рабой. По смеху и шуткам, отпускаемым в толпе, я поняла, что в благородство Кристофера мало кто верил.
И вот мистер Питерсон объявил меня:
— Джентльмены, на кону сегодня мулатка с белой кожей и редкой красотой! Девственница! — последнее слово ещё больше оживило покупателей. — Первоначальная цена пятьдесят фунтов! Кто даст больше?
— Семьдесят! — выкрикнул пожилой мужчина.
— Восемьдесят! — тут же перебил Кристофер, ухмыляясь и смотря на меня.
— Господа, у неё воспитание леди. Она умеет танцевать, играет на пианино, читает и пишет, — перечислял мои достоинства торгаш.
В толпе мужчин кто-то презрительно фыркнул:
— Я её не за грамотность пришёл купить! Мне она нужна для другого!
И тут же мой брат вмешался, подскочив к наглецу.
— Мистер, думайте, что говорите о невинной девушке и моей сестре! — зло говорил Кристофер, держа рукой эфес шпаги.
Слова о моей невинности из уст насильника звучали довольно странно.