"Тьфу, пропасть! Что за дрянь в голову лезет! Нашел о чем мечтать -- в двух шагах от морга".
"Нельзя размякать, -- увещевал он сам себя, -- рано еще в детство впадать. Пусть себе играют, а ты должен думать, чтобы у тебя все стало ништяк".
Но Гек не знал, как должен выглядеть этот вожделенный ништяк; в голову ничего не лезло, а действовать хотелось. И опыт других, и собственное разумение предписывали: не знаешь, что делать, -- не делай ничего. Самураи в подобных случаях советовали как раз противоположное: не знаешь, что делать, -- сделай шаг вперед. Но Гек не слыхал об этом, да и самураем не был. Жди. И шли дни за днями, серые и тревожные.
Однажды, на исходе пятой недели, во время обеда, пришла удача. Гек понял это только после работы, когда, покончив с вечерней жратвой, рассеянно листал очередной журнал. Толстяк за обедом слушал радио -- передавали репортаж с футбольного матча. И после продолжал слушать -- уже во время работы. Это было впервые. Геку, разумеется, было глубоко плевать, кто там с кем играл, но по радио дважды сообщали время. Гек почти машинально соотнес темп работы с этим промежутком и таким образом запомнил его. Вечером уже, путем нехитрых выкладок, ему удалось сделать такие выводы, от которых долго не хотелось спать.
Итак, их рабочий день, за вычетом обеда, длится десять часов или близко к этому. Итог каждого дня, если сделать поправку на разные технологические мелочи, примерно четыре килограмма высокосортного героина. Их суточный цикл смещен на шесть часов вперед, против обычного для нормальных людей. Так, они ложились спать около пяти утра, когда в комнате вырубалось электричество -сначала две лампочки, а через пару минут третья. А вставали -- ну, в полпервого, где-то так... В первую ночь, когда он здесь оказался, те двое уже спали, а значит, к работе они приступили одновременно с ним, а не раньше; да и опыта у них не было поначалу -- теперь-то очевидно, если вспомнить. Потому и скальпель удалось незаметно тяпнуть, что бардак еще был: либо точка новая, либо в резерве была. Вон они спят... и сопят так дружно, ублюдки, а Гекатору не спится. Значит, в Марселе по-прежнему гонят героин на всю катушку, несмотря на полицейские враки об успехах... И толкают -- оптом. Недаром весь товар в углу накапливают, а не порциями дневными выносят... Это раз. Долго они здесь не пробудут -- при таких-то темпах переработки понятно, что работа сезонная. Это два. После "Праздника урожая", то есть когда все закончат, их либо наградят и отпустят на все четыре стороны, либо перегонят на новую точку, либо на Луну... Скорее третье. А кому они нужны? Все по первому разу в этом деле, держат -- как в тюрьме и даже хуже. Ему обещал толстый объяснить что к чему -- и молчит, Дядя Джеймс так и не проявился -а должен был бы по всем договоренностям. Он, конечно, сволочь, но слово без нужды не нарушит... Хозяин, надо понимать, останется, а вот нас точно ухлопают. Непонятно, кстати, на что надеются эти двое скотов...
Самым непонятным для Гека было, почему он здесь. Его не убили, его не допрашивали, ему ничего не объяснили. Но ведь все это что-то значит? Конечно, во всем есть свой смысл, но он-то его не знает! Гек и так и сяк вертел в голове самые замысловатые версии, а потом уснул.
На следующий день, по его счету, выходило воскресенье, но они трудились, не зная выходных, что еще раз подтверждало догадку об "аккордной", временной работе: ну, они-то скоты бессловесные, но хозяин и себе поблажки не дает -- пашет наравне, даже больше... В этот день Гек устал больше обычного, потому что не выспался и потому что был возбужден передуманным, а показывать этого никак не хотел. К вечеру он вполне успокоился, принял душ, поужинал (сначала -- поужинал, конечно), выждал за журналом приличное время и завалился спать. Пит и Лао играли в свою нескончаемую игру, и привычная монотонность ее помогла Геку быстро расслабиться и заснуть по-настоящему. Пусть все отлежится в голове, успокоится; тогда, может, что и дельное соображу, а то такого напридумываю, что и поварешкой не размешаешь. Так он решил в воскресенье, сознательно отгоняя от себя соблазн поразмышлять на волнующую тему. Этому его никто не учил; он сам заметил, еще мальчишкой, что заманчивую идею, если есть возможность, лучше "забыть" на время, а потом вернуться к ней с холодной головой. Так было и когда он задумывал кражи на рынке, и когда решал задачки в журналах, да и позднее, когда перенимал приемы у Патрика...
Умея читать и писать, Гек не любил тратить на это время, разве что необходимость заставляла (документы и магазинные вывески не в счет), предпочитал доходить до всего своим умом, не подозревая, что зачастую изобретает велосипед. Или перенимал опыт других -- учился вприглядку: у Субботы, Патрика и даже Дуди. Так делали все вокруг, так делал и он. Особенность Гекатора заключалась в том, что учился он быстрее остальных и умел приспосабливать усвоенное к повседневной жизни. Однако из-за другой его особенности -- скрытности и сдержанности -- это просекали немногие. Дядя Джеймс заметил и Патрик тоже, но они, вероятно, приписывали это и своему педагогическому дару, что, кстати, тоже имело место.
Любой человек, передающий свои знания и опыт другим, испытывает досаду, когда видит, что слова его пропадают впустую. Ученик либо пропускает все мимо ушей, либо понимает не так, либо считает, что его собственное понимание глубже и правильнее. На этом зиждется "конфликт отцов и детей", на этом стоит цивилизация. "Батя, я не знаю, что ты там предлагаешь, но мне оно не нравится!" Драгоценный опыт поколений почти весь пропадает впустую, и человечество год за годом, век за веком крутится на одном и том же пятачке страстей и предрассудков: "Младшие не уважают старших...", "Куда катится общество...", "Мы уйдем, и все рухнет...", "Зачем? Ведь все это уже было, было...", "Куда спешите, ваше время придет..."
Из какой страны и из какой эпохи пришли к нам эти сетования? Нет ответа. Но пятачок, на котором топчется человечество, становится все обширнее. Опыт -- в виде языка и традиций, знаний и вещей, прочих атрибутов культуры -- передается от поколения к поколению, как врожденный сифилис. Инстинкт сохранения вида требует стабильности. Инстинкт самосохранения подсказывает утратившим молодость и нахрап, что знакомый и привычный мирок лучше продляет личное существование, чем ненужный риск за семью морями, ибо их инстинкт продолжения рода удовлетворен либо уже угасает.