-- ...Не подходи, хуже будет!
Сушер, спровоцированный оскорбительными выкриками тщедушного Гека и его отступлением, не имея страха, потерял и осторожность. Он выбрался из-за стола и двинулся к нему, дожевывая на ходу. Гек сделал быстрый выпад, попал ему в скулу и отпрыгнул. Удар оказался резким и чувствительным, так что сушер даже охнул от неожиданности. Он рванулся вперед, вплотную к Геку, левой рукой ухватил того за грудки, а правой перехватил левую руку, с явным намерением сломать ее для начала. Теперь щенок был целиком в его власти, и можно было проучить его на всю оставшуюся жизнь. Но и Гек, закаленный и умудренный сотнями отчаянных драк, получил то, на что рассчитывал, -- шанс: близкий контакт и надежный упор. Легким поворотом кисти он высвободил из рукава огромный гвоздь и резко снизу вверх вогнал тому гвоздь в горло-гортань. Сушер конвульсивно стиснул левую руку -- ткань бушлата затрещала, правой же схватился за горло, в котором гвоздь торчал почти по шляпку. Он застыл на месте, не падая и не вопя, мозг его, видимо задетый гвоздем, казалось, не в силах был поверить сообщениям периферийных нервных центров о том, что он убит. Вдруг его и Гека сильно тряхнуло: это Суббота подкрался к ним и, выставив перед собой, как топор, сложенные в замо2к кисти рук, всем своим костлявым телом обрушился на левую руку сушера. Хилая ткань не выдержала, и здоровый лоскут остался у того в кулаке, а сам он опрокинулся навзничь, кувыркнувшись через Варлака, поднырнувшего к нему под коленки. Гек все еще стоял, оглушенный сознанием того, что он только что совершил убийство и, таким образом, раскрутился на новый срок. Прощай, воля, лет шесть дадут, а то и больше... Оба старика навалились на бьющееся в конвульсиях тело, Варлак зажал ему рот и ноздри, чтобы избежать лишнего шума, но сушер был уже окончательно мертв и затих естественным путем.
Гек очнулся и, повинуясь знаку Субботы, закрыл спиной волчок в двери. Покойника быстро обыскали, но брать -- не взяли ничего. Таковы были тонкости зонно-тюремного этикета: отверженного можно жестоко бить, или убивать, или насиловать, но прикасаться к нему в быту или брать в руки вещи, ему принадлежащие, -- категорически нельзя никому, ни работяге, ни скуржавому, ни золотому, ни самому Большому Вану. Обыскать собственноручно созданного покойника можно, но не с целью наживы, а чтобы узнать, если повезет, какой-нибудь кумовской секрет. Обыск, естественно, ничего не дал. По частям, не снимая одежды, осмотрели тело. Тут повезло больше -- на плече сидела стандартная для внутренней службы татуировка: мускулистый трехглавый цербер на фоне сторожевой вышки. Не надо быть оракулом, чтобы догадаться: покойный провинился и попал на спецзону. Но, видимо, был настолько мерзким типом, что провинился и там. Больше ему сидеть было негде в пределах страны, и жизненное пространство, ему доступное, сократилось до размеров трамбовочной хаты. А может, он и там оказался отверженным, изгоем -- иначе зачем бы его одного посылали к Ванам, старым, увечным, но -- Ванам!
Ваны ухватили покойника за ноги, Гек за руки -- втроем подтащили его к шконке, самой близкой к параше, и совместными усилиями взгромоздили на матрац, предусмотрительно перенесенный и расстеленный Варлаком. Чтобы не было видно крови изо рта и гвоздя, по-прежнему торчащего в горле, его перевернули на бок, лицом к стене. Вдруг покойник тяжело вздохнул, и Гек чуть было не потерял сознание.
-- Когда ворочаешь -- он "дышит", -- тихо просипел Варлак, заметив испуг Гека. -- Потом окоченеет, и это у него пройдет...
Варлак тщательно и придирчиво перебирал мертвому сушеру пальцы правой руки, пятная ими шляпку гвоздя и верхушку ствола под ней. Удовлетворившись сделанным, высвободил из левого кулака обрывки гековского бушлата, затем принялся "ставить позу" покойнику. Гек сорвал с себя измочаленный, ни на что уже не годный, кроме как на тряпки, бушлат и разорвал его надвое -- мыть пол. К его удивлению, Варлак и Суббота также принялись за уборку камеры. Гек было попытался объяснить, что до утра времени вагон и он все успеет...
-- Вам ведь не положено убирать самим?
-- Кто тебе сказал? -- удивился Суббота. -- Мы довольно крепко знаем, что нам положено, а что нет. За тебя нам убирать не положено, если ты здоров и руки-ноги есть, а за собою каждый урка должон уметь сам порядок соблюдать. Камера -- мой дом. Если в моем дому унитаз грязный, это для меня позор, независимо от того, сколько нас там сидит. А если я его за собой уберу -нет в том позора. А иначе, Малек, мы бы не Ванами, парафинами бы ходили...
Гек сразу вспомнил свои беседы с Чомбе. Он с удвоенным рвением принялся протирать пол в том месте, где из-под мертвого сушера натекла зловонная лужа мочи. Однако старики не позволили ему сразу же смыть мочу с тряпки -- ее следовало осторожно и аккуратно выжать на кровать и брюки сушера.
-- Что мне посоветуете теперь -- с повинной идти или "гусей гонять"?
-- Погоди маленько. До утра, как ты говоришь, далеко, погоди... -задыхаясь, ответил ему Варлак. -- Время подумать у нас есть. Да не прядай ты ушами, Малек, нас ведь трамбуют сейчас, ни одна падла сюда не заглянет... А хотелось бы узнать, что за бардак на крытке: полвека почти сижу, такое первый раз вижу. Ни трамбонуть толком не могут, ни изолировать, ни тебя освободить, ни нам предъявить -- чего им от нас надо было. Слышь, Суббота, стоило бы опять телефон унитазный опробовать, может, и соседи у нас появились?
-- Вряд ли. Сколько мы уж пробовали -- пауки дело туго знают.
-- Значит, не слишком туго, коли теперя лопуха дают всю дорогу, как малые дети...
Так за неспешными разговорами камера была приведена в прежний вид, только покойник ощутимо пованивал нечистотами. Оскверненные безымянным сушером сухари и сахар пришлось спустить в унитаз. Работа закончилась, и Геку сразу стало холодно: на нем были только брюки и разорванная на пупе черная рубашка. Использованный бушлат не смог бы восстановить даже волшебник. У стариков тоже ничего не было.
-- Гек, возьми мою жилетку и от Вика козырную подушку -- слава богу, не зашкварена, -- еще одно одеяло, ложись спать, утро вечера мудренее. Мы же по-стариковски между собой потолкуем да подумаем... Спи, парнище, пацан ты наш золотой!..