Выбрать главу

Унтер ушел. Шнырь испытующе глянул на Гека:

-- Что стоишь -- ищи себе место, где свободно. Вон в том краю -девочки обитают. Чтобы ты не перепутал на всякий случай (можно как угодно понять -- не придерешься). Наши вернутся через час, а то и раньше -- вот-вот съем объявят, а идти близко.

-- Не горит, здесь подожду. -- Гек уселся за стол, ближайший к торцу и каптерке, достал книгу и погрузился в чтение. Это были "Мемуары" Филиппа де Коммина, книга, переданная ему Малоуном еще в "Пентагоне", перед этапом. Подряд ее читать было трудно, однако Геку нравилось застревать мыслью чуть ли не на каждой странице, в попытке понять бытие и помыслы человека, умершего так давно, но все еще живущего в этих мыслях и строках.

Шнырь повертелся и ушел, не решаясь самостоятельно определиться в отношении этого спокойного, как танк, мужика, шибко грамотного, однако явно -- не укропа лопоухого.

Барак заорал сотней голосов, закашлял, вмиг пропитался дымом и рабочей вонью -- смена вернулась с промзоны. Гек продолжал сидеть, не поднимая головы, и сидельцы проходили мимо, обтекая его с двух сторон, не задевая и ни о чем не спрашивая -- есть кому спросить и без них.

-- Эй... -- Шнырь слегка коснулся его плеча. -- Зовут тебя, иди.

-- И кто зовет?

-- Главрог с тобой поговорить хочет, староста барака.

-- Хочет -- поговорим. Давай его сюда. -- Шнырь замер: это был прямой вызов существующей власти. Первые пристрелочные слова прозвучали в притихшем пространстве барака. Незнакомец не пошел на "низкие" свободные места, значит, претендует на нечто большее. Бросил вызов главному, но сидит за столом, значит на его место не тянет. Вот и понимай как знаешь: то ли цену себе набивает перед Папонтом, то ли отрицает его как урка. Если бы шнырь сказал: "тебя приглашают разделить беседу" -- легче бы было определить что к чему, а мужику труднее отказаться, согласно зонному этикету. Теперь же Гек занимал выгодную позицию за столом, и Папонту придется самому придумывать что-то -- на кровати век не просидишь. Папонт, главный активист барака, невысокий, но очень широкий, толстокостый и крепко сбитый мужик тридцати с небольшим лет, сразу же осознал свою ошибку, но среагировал быстро: не чинясь пошел к столу. Он уже слышал этапные параши, достигшие зоны задолго до самого этапа, но страха или беспокойства не испытывал -- и не таким рога сшибали, тем более одиночка.

-- Я не гордый, вот он я, Пит Джутто, старший здесь. Ну и ты бы представился, что ли. Не в лесу ведь. -- Он сел напротив Гека, вывалив руки-окорока на стол, его пристяжь построилась в полукруг за ним. Двое отделились от свиты и встали, сопя, за Геком.

-- Стив Ларей, невинно осужденный, через год откинусь. Вы двое, срыгните, от греха подальше, из-за моей спины, и не мешкайте, иначе приму как угрозу. Жду до счета "три": раз... два...

Джутто словно бы не слышал, нейтрально глядя в пространство, а те, что стояли за Геком, натужно силились понять в эти секунды, как им ответить.

-- Три. -- Гек на слух выбросил назад и вверх сжатые кулаки, посылая их со всей возможной резкостью и силой (для весу он зажал в каждом кулаке горсть медной мелочи -- сидельцу на "допе" не возбранялось иметь до пяти талеров наличными, а в каком виде -- нигде не сказано). Оба парня упали по сторонам: один идеально отключился, без звука, другой все же мычал.

Гек резко вымахнул из-за стола, спиной к спинкам кроватей, и, оскалясь, вперился в Папонта:

-- Вот, значит, как ты со мной разговаривать решил, Пит Джутто, по-собачьи?! А я-то, грешным делом, подумал, что тут скуржавых не водится. О тебе-то я иначе слышал!

Бывалый Папонт сидел -- бровью не шевельнул при этих словах, руки, полусжатые в кулаки, лежали все так же расслабленно, но душе было горько и пакостно в тот миг.

Вот ведь гад! Действительно -- битый! Урку только на мою голову не хватало. Что здоровый -- так это чухня, и Кинг-Конга замесим при нужде -другое погано. По-тихому его не согнуть, если же его сейчас заделать -- то обещанную Хозяином треть срока не скостить будет, а это четыре совсем не лишних года. Вот же падаль!

-- И что же ты такое слышал?

-- Теперь это неважно, главное -- что я здесь вижу.

-- И что же ты здесь видишь? -- Гек почувствовал, что теряет руль событий: этот Джутто -- нехилый характером парнишка.

-- Многое. Осталось детали уточнить. -- Ребята на полу ворочались -вполне живые, драка не вспыхнула в самый огнеопасный момент, маршал не мельтешит, барак -- смирный; глядишь -- и образуется что-нибудь путевое.

-- Ну, так давай уточним... -- Мужик за бритву не хватается, дешевые понты и пену не пускает, пределы видит -- надо гасить ситуацию, а после можно будет со всем разобраться, себя не подставляя...

Геку отвели кровать в секторе, который он сам указал, близко к торцу барака, но на другой стороне прохода от угла, где расположился Папонт и его подроговые. Но обжить кровать в ближайшие десять дней не пришлось: кумовская почта сработала четко, и на вечернем разводе ему определили десять суток шизо без вывода (формулировка "без вывода" -- на работу -- была чисто рудиментарной: работы подчас не хватало и твердо вставшим на путь исправления, за наряды дрались и интриговали, это тебе не южные гибельные прииски).

Два следующих месяца протекали тихо и мирно: Гек проводил время в бараке и около, в промзону не ходил, с активом не контачил. В их восьмикоечном секторе вокруг Гека постепенно сложилась "семья" с Геком во главе. Посылки и прочие оказии делились поровну, споры и разногласия судил Гек, он же организовал через вольняшку-электрика доставку чая и курева, хотя сам не курил. На дни рождения "своих", дважды случившиеся в эти месяцы, в качестве подарка организовал по полтора литра коньяку. Постепенно его авторитет укреплялся и за пределами "семьи": уже и посторонние шли к нему за советом и арбитражем. Кроме того, Гек, благодаря Малоуну обретший вкус к изучению буквы закона, основательно поднабрался разных полезных примочек о правах сидельцев и обязанностях администрации.

Еще Ваны когда-то объясняли ему секреты выживания в тюремных джунглях: человек мал -- а государство большое, в лоб его не своротишь. Но если изучить законы, по которым живет и действует противник, то -- не всегда, но часто -- можно избежать столкновения, грозящего бедой и поражением, а то и направить ему же, противнику, во вред его собственное оружие. Гек стал давать не только тюремные, но и юридические советы (за взятку одному из унтеров еженедельно созванивался с Малоуном и консультировался у него), которые вдруг дали несколько раз конкретный результат: один раз парень добился переследствия и укатил на родину в Кальцекко, пересуживаться с надеждой на сокращение срока, другой раз мужик выспорил себе трехсуточное свидание, чуть было не ускользнувшее по милости режика-самодура... На зоне резко возрос поток жалоб и запросов во все адреса страны -- от матери Господина Президента до представителя ООН в Нью-Йорке. Самому Геку не положено было писать жалобы (ржавые разрешили это себе на картагенской сходке 62-го года, но только "понтовые", типа в ООН или Папе Римскому), но консультировал он всех желающих. Кум и режик быстро нащупали причину беспокойства и на пике зимы, в июле, под смехотворным предлогом дали Геку два месяца БУРа, содержания в бараке усиленного режима. Оттуда нельзя было выходить на остальную зону, и в БУРе снижена была норма питания, без права получения посылок. В клуб на еженедельные киносеансы не водили, телевизор и радио не положены, не табельная одежда изъята... Но Геку эти комариные, после карцера, укусы были нипочем, он и сам планировал побывать в БУРе и посмотреть на местных нетаков.