Глава 5
Я был травою,
И стану травою вновь
Для будущих трав.
-- Ну, Дэнни, уважил старика, давай прощаться. -- До торжественных проводов на пенсию главы Департамента внутренней (а теперь и внешней) контрразведки оставалось немногим более пяти минут. Игнацио Кроули, в элегантном смокинге, разлил по рюмкам коньяк, настоящий французский, не то безродное сорокаградусное пойло, которым уже полстраны споили... В банкетном зале шла последняя подготовительная суета, гости все прибывали -- ожидался стол на пятьсот персон. Господин Президент за множеством дел не забыл, прислал приветственную телеграмму и дарственную: Республика Бабилон... тра-та-та заслуги... в пожизненное владение с правом наследования -пятнадцать гектаров земли и домик возле государственного заповедника, где живут в почете отставные бонзы, ничем себя не запятнавшие (или не схваченные за руку).
И вот Игнацио Кроули и его первый зам, а с этого дня глава всея политического сыска, Дэниел Доффер, также одетый в смокинг, в последний раз вместе сидели в наследуемом кабинете и тихо беседовали.
-- Не надо, Дэнни, проект приказа я видел собственными глазами, ты шел за назначением и, видать, уговорил его подождать. Так, я думаю, дело было. И за это я тебе от души благодарен, не из-за кресла, из самолюбия.
"Так я думаю"... И тут пытается обхитрить, старый черт. Он весь разговор, наверное, по буквам изучил... Вот только кто ему, опальному, донес?
-- Не важно, как оно было. Беда в другом. Я планировал взять вас главным экспертом, в щадящем режиме, разумеется, чтобы вы и для себя пожили...
-- Да-да, интересно! Не вышло? Вероятно, Сам зарубил?
-- Точно так. "И еще, -- говорит -- Дэниел, о тебе рассказывают, что окружил ты себя всяким старичьем. Консультанты-фигультанты -- духу их чтобы не было в Департаменте". Мол, молодым деревьям солнце заслоняют... Такие дела.
-- Для себя он, видимо, сделает исключение, когда и если доживет... Что ж, буду осваивать рыбную ловлю и пешие прогулки в деревенский сортир...
-- Ну уж! Я лично осматривал: все удобства, включая ванну и телефон...
-- Ладно, Дэнни, это я так шучу. Пойдем, пора уже. Знаешь такую пословицу: "Старость -- не радость"? Это не оттого, что смерть близка и ты уже чего-то не можешь, нет. Это от того, что другие, которые временно молодые, уже не берут тебя в расчет. Ты еще есть, но загляни им в глаза -- и не увидишь своего отражения: тебя уже нет для них. Ты -- лишний на этом свете, потому что морщин много и мышцы дряблые... Да, твои аналитики сообщали тебе, что предположительно в районе Фолклендов существуют потенциально огромные нефтеносные слои?.. Ну все, пойдем, это я тебе на прощание дарю...
* * *
-- ...Том, ты? Езжай ко мне, я про эту падаль Ларея кое-что выяснил. Жду.
Букварь не любил бывать у своего шефа: вечно тот шпынял его при всех, обрывал на полуслове. Никогда он не был доволен -- хоть на ушах пройдись -вечные придирки и нудеж. Штаб-квартира у Дяди Грега располагалась в пузатом двухэтажном особнячке на краю парка, ближайшего к заливу. Обширная территория, полукругом примыкающая к дому, была огорожена двухметровой решеткой из фигурного чугуна. Летом были видны старания садовников придать газонам и кустарникам аристократический британский стиль. Падаль вообще был помешан на старой доброй Англии и себя, наверное, видел этаким эсквайром в твидовом костюме.
Букварь оставил своего адъютанта сидеть в моторе, с водилой, а сам с тяжелым вздохом двинулся в особняк. Дверь ему, конечно же, открыл одетый в ливрею Башка, никчема и неумеха, за безропотность произведенный Падалью в камердинеры.
-- А-а, Том, наконец-то. Долго едешь, мне чуть было не пришлось дожидаться...
Если бы на месте Букваря был Гек, он легко бы вспомнил, что напыщенная фраза эта украдена у Людовика XIV. Но Гека не было здесь, хотя речь пошла именно о нем.
За большим овальным столом орехового дерева в полутемной зале, освещаемой зимним солнцем в окне, сидели трое: Дядя Грег, Мураш из соседнего квартала и Кот Сандро, недавно освобожденный по амнистии (и даже Господин Президент, земля ему пухом, тоже может на что-то полезное сгодиться!). Букварь знал его еще до отсидки, недолюбливал и побаивался: Кот Сандро слыл отчаянным парнем с мухами в голове, с ним было трудно ладить, но легко воевать бок о бок, -- Сандро сам лез на рожон, служа прикрытием для более осторожных.
-- Урки к нам припожаловали! Слыхал? Сандро, расскажи еще раз!
-- Да что там рассказывать, Ларей в "Пентагоне" объявился по странному делу: ходка за побег из "Пентагона", откуда никто никогда не бегал, а ходка -- первая! Так не бывает. Уж врали про него, такие параши носили... Мол, и цепи-то он рвет, и сидел он в секретных подвалах президентских... Говорили, что и шпион черт те чей... Знаю одно: сидеть он -- не новичок. И шустрый больно: я хотел его пощупать однова, моргнул не вовремя -- и без зубов остался. Он не дурак, не стал моего удара дожидаться, первым врезал. До драки у нас с ним не дошло в тот раз, но, может, оно и к лучшему. Был у нас один здоровенный лоб, ну... очень здоровый, так ушел инвалидом на волю, Ларей его поломал в две минуты. А сам -- ничего из себя, с меня ростом, в плечах -- нормально, теперь ему лет пятьдесят должно быть. Все, наверное.
-- А манеры, наколки? Рожай, не тяни...
-- Ну что, говорил же. По наколкам, говорят, козырный урка, я сам не видел и наколок ихних не знаю. А все, кто его знал, говорят, опять же я с ним не сидел, так говорят, что все его боялись -- надзиралы, сокамерники, даже кум наш пентагонный. Тот его трамбовал целый год в карцере, а Ларею хоть бы что -- воздухом, что ли, питался.
-- Так боялся, что из карцера не выпускал? -- усмехнулся Букварь. -- Не дай бог всем нам такого испуга в нашу сторону.
-- Шути, шути, попадешь -- поймешь. Он, Ларей, кума избил под конец -тягуны мамой клялись -- сами видели, а ему всего год набросили и на периферию угнали, в родные места. Что дальше -- мы не знали, а он вот где объявился, значит. Я просто горю, мечтаю его повидать.
-- Я видел невдалеке. За сорок ему, точно, но полтинника не будет, лет сорок пять от силы.
-- Ну, видать, зона в тук пошла. Я все свое рассказал, шеф. Замочу его -- с веселым удовольствием.
-- Штаны не замочи. -- Дядя Грег неторопливо открыл ящичек, инкрустированный слоновой костью, оторвал по перфорированному краю лоскут папиросной бумаги правильной формы, так же неторопливо ухватил в щепоть пахучие ленточки табака, с помощью специального приборчика свернул самокрутку. Молчаливый Мураш почтительно поднес зажженную спичку (известный подхалим: Падаль не жалует зажигалок, так вот, пожалуйста, спичечку поднесем -- тьфу! Букварю был антипатичен и Мураш).