-- Ситуация... Я же не понимаю, о чем ты говоришь.
-- Понимаешь. Мне нужна нормальная жизнь, а не мясорубка. Обеспечишь спокойствие на зоне -- значит, договоримся. А нет...
-- Что тогда?
-- Я конкретно хочу услышать твой ответ, Ларей.
-- Что смогу -- то смогу. По своему разумению. Без кумовских советов. И не только кумовских. Попробую не допустить бузы и большой резни. Остальное -- не в моей власти, как и не в твоей. Человеческую природу не приручишь, сам понимаешь.
-- Заказы на зону будут?
-- Я от производства далек. Но спрошу совета кое у кого. Повязок -точно не будет.
-- Плевать. Ты-то сам -- чего хочешь?
-- Домотать неполную сотню оставшихся недель -- и на волю.
-- И только? Ну ладно, дело твое, как говорится... Куда бы тебя определить?
-- В четвертый барак. Я -- человек старый, оброс привычками и приметами. Цифра четыре -- хорошая для меня.
-- Да хоть в сорок четвертый, зона большая. В режиме -- поблажек не будет, учти. И побеги желательно пресекать.
-- Насчет побегов -- к куму обращайся, не ко мне. Не лови меня задешево, роль вербовщика для тебя мелковата, господин подполковник. И еще, от души советую, как человек поживший: поаккуратнее с этими... промежниками или там кромешниками... Посадят в дурдом и начнут лечить с такой скоростью, что за неделю про папаху забудешь, не говоря уж о лампасах. Чего нет -- того и не было. Это не я, это ваш Главпастух так учит, а у него что ни слово -то серебряник. Где тут поссать?..
Это верно. Сдуру вырвалось. Урка прав: донесут, бл...и, цепляться начнут... Но ничего, надо только впредь попридержать язык насчет Ванов, а кум -- куда денется, намертво повязаны -- подтвердит где надо, что с иронией были озвучены дурацкие повсеместные сплетни и предрассудки. В виде форменного издевательства над ними.
Гека поместили, согласно его желанию, в четвертый барак. Плевать сто раз ему было на счастливые приметы, просто четвертый барак подходил ему по местоположению (было время заранее тщательно изучить будущее поле битвы, к счастью, так и не состоявшейся), а цифры совпали случайно.
"Аргентина", с ее масштабами и людскими ресурсами, напоминала небольшой город, поделенный на жилой поселок с исключительно мужским населением и промышленную зону со множеством разнокалиберных производств, от лесопереработки до электромеханических мастерских. Половина цехов и участков, некогда процветавших, стояла мертво, другая существовала кое-как за счет госзаказов. Гек понимал, что ему придется напрячься и в этом направлении.
Личный авторитет сидельца любого калибра -- величина непостоянная, его необходимо подтверждать и поддерживать ежедневно делами, личным примером, образом жизни. Сотрудничать с зонными властями он не мог и не хотел -- не положено, однако и они должны получить свой кусок, чтобы не вмешивались больше меры в дела подопечного заколючного мира, а также и для того, чтобы, обретя этот кусок, защищать его и зону от внешнего врага -- столичных боссов, инспекторов, проверяющих и иных давил. Ребята из Иневии и Бабилона уже рыли в этом направлении, подталкивая "дружественные" фирмы заключать контракты и давать заказы. В накладе, если не считать обычного периода организационной неразберихи в начале любого дела, никто не оставался: труд сидельца дешев, себестоимость заказа невысока, сторонних криминальных наскоков и вымогательств нет... А официальные фирмы служили отличным прикрытием для золотой контрабанды и наладки левых "производств". Пострадали только местные ловчилы, которых столичные пришельцы беспощадно отодвинули от "темных" поставок на зону чая, курева, бухла и прочей запрещенки.
Прикормленное начальство лениво и с трудом разоблачало проделки высокопоставленных сидельцев -- инженеров, мастеров, учетчиков и нарядчиков: бузы нет, деньги есть -- пусть копошатся до поры...
Деньги -- лакомая сила. Есть они -- и к твоим услугам индюк-чай хоть трижды в день, колбаса, сигареты, теплые шмотки, самые миловидные на всей зоне "девочки", слуги из шестерок, письма на волю и обратно, даже внеочередные свидания. Кто с воли "подкачку" имеет, кто здесь на хлебном месте сидит. Работяга вламывает на совесть, часть денег нарядчику отстегивает (тот мастаку, тот еще выше), опять же в общак сдает, каптерщика подмажет -- но и на себя остается, если работа есть. Иной трудила и на волю в семью посылает, оставаясь кормильцем и опорой своим родным. Придурня -- от мастера и выше -- по-настоящему крупные бабки гребет, на сотни тысяч в год залопачивают мужички, опять же если все в порядке. Нетаки разнятся доходами, в зависимости от авторитета и способностей, но тоже не бедствуют, разве только в картишки продуются на год вперед.
Но деньги -- это не все. Любой сиделец, от распоследнего шестерилы до начальника производства, знает, как хлипко его нынешнее благополучие: фук -и нет его. Масса тому причин может быть -- болезнь, месть от зависти, конфликт с лягавским начальством, или просто оплошаешь и в непонятное угодишь. В большинстве случаев деньги способны выручить или хотя бы ослабить удар. Но существуют две ямы, из которых обратного билета нет: серьезное нарушение арестантских законов (работа на кума или кража из тумбочки, например, -- одна из них). А вторая, почти брат-близнец первой, -- вызвать гнев Ларея-Кромешника. Ларей производством не занимается, в промзону, кроме как по своим, одному ему известным делам не ходит и мастеров не трясет. Он пахан паханов, зырковых, угловых и прочей высокопоставленной черноты. Те "держат" зону, а он -- их. Он хранит и распределяет общак, вершит суд и расправу, он определяет -- что кому положено, а что не положено. Он дает зоне жизнь и закон. Он разбирает конфликты на верхнем уровне в своей зоне и на других, откуда идут ему просьбы разобраться и рассудить важнейшие вопросы; ему не до простого сидельца. Но бывает и по-другому: подсядет в курилку, потреплется с фратами и трудилами, как равный, не заносясь и не через губу. Пристяжь стоит поодаль и в разговор не мешается. Хватит духу -изложи свои претензии. Выслушает, проверит и припечатает решение. С одной стороны -- выгодная штука: после его слова в твою пользу -- никто даже зуба не ощерит, ни прямо, ни исподтишка. Но и опасно -- не раз и не два таких ловкачей-челобитцев за кривду в крематорий отвозили. Нетаки вообще перед ним трепещут -- больно строг и крут с ними. "С нетака, с урки -- особый спрос" -- такая у него поговорка... Не по плечу -- бери кайло, ныряй в трудилы.
Гек шел вдоль первой барачной улицы. В клубе, в каморке художника его ждала учетчица кадров из вольных, безмужняя, молодая еще баба. Муж ее бросил с двумя детьми и отбыл в неизвестном направлении, платили -- только чтобы с голоду не поумирали. Куда деваться -- приходилось подрабатывать. Ларей платил хорошо, целоваться не лез, не унижал и не развратничал, как иные вольные...