В среду кладбище было почти пустынно, и Нестор краем глаза сразу же засек приближающуюся неспешным шагом фигуру. Он повернул голову и, вытряхнув из себя умиротворяющую расслабуху, стал в упор разглядывать идущего к нему мужчину. Крепкий, в джинсах, в свитере, в черной просторной куртке, без шапки… Что-то очень знакомое было в резких чертах его лица, что-то… важное для памяти…
И только когда незнакомец – пустые руки, опущенные и сложенные перед собою в замок – остановился перед ним, Нестор вспомнил: развороченный «Трюм», смерть Дуста, таинственный дебошир, увиденный им сквозь потайное зеркальное окно. А мужик-то – как из кукольной коробки, абсолютно такой же, временем не попорченный. Но сколько же лет прошло – поди пятнадцать, а то и больше…
– Привет, Нестор.
– Здорово, коли не шутишь. Но что-то я тебя, мужик, не припомню…
– Откуда бы припоминать?… Главное, что я тебя помню и знаю заочно и очень давно. А зовут меня Стивен Ларей.
«Вот оно!… Вот они кого на меня приготовили, гады… И сам бы мог догадаться, значит, не зря параши ходят, что он заговоренный от времени… Может, он и вообще тут, на кладбище живет, а днем по ошибке вылез…»
– Имя громкое. А ты не врешь, случаем? «Где ребята, ослы сонные?… Мой, что ли, час пришел?… Так просто я не дамся… Если его заломать…»
– Что тебе, верительные грамоты показывать? Не вру, смысла в этом не вижу.
– Ну, и что тебе надо от меня?
– «Джеймс Финрер упокоился здесь». Дядя Джеймс! Вон куда закопался… Надо же, такой длинный был, а могила стандартная… Твои цветы?
– Мои. А ты что, знал его?
– Джеймса? Я его еще мальчишкой знавал… – Гек с досады тяпнул зубами кончик языка: надо же, разволновался, идиот, расчувствовался… Делать нечего, авось не обратит особого внимания. В крайнем случае, если к слову придется – вместе росли… – Мне от тебя надо немногое: помирись со Сторожем, перестань якшаться с антрацитниками и с прочими «заморышами» дружбу водить. Если согласишься – сможешь отстегивать в наш общак, я за тебя походатайствую.
– Совсем чуть-чуть, а? Я привык своей головой жить. И на хрен мне ваш общак? Тоже мне – привилегия, пустоту кормить.
– Пустоту? Твоим ребятам, как я слышал, на «Пентагоне» не сладко живется, фратуют-мужикуют, как максимум… Но это, конечно, пустяк. Ты не удивлен, что я тебя здесь встретил?
– Ну, напели, настучали. Дальше что?
– Ты – наглый… Или со страху грубишь? Ты сейчас не астры – кишки бы выложил, прямо к Дяде Джеймсу на колени, если бы не я сюда пришел…
– Допускаю. Ну а с чего бы такая доброта по отношению ко мне? Не очень понятно…
– Как сказать… Мир нередко лучше войны… Да и за тебя очень уж крепкое было ходатайство.
– От кого?!
– Не важно от кого, был один паренек, который о тебе хорошо отозвался. Паренек умер давным-давно, а маза его на тебя до сих пор живет… Как, по-видимому, и Дядя Джеймс жив в твоем сердце, чего я как раз не понимаю… Кстати, пока мы еще разговариваем, не подскажешь, где Патрика похоронили, а то я смотрю, смотрю – не найду никак…
– Не знаю, честно говоря, никогда не интересовался. Помню, что где-то там, – Нестор махнул рукой, – а точнее не знаю. Надо у сторожа спросить.
– У Сторожа?…
– Да нет… у кладбищенского… Мне надо подумать.
– Само собой. Подумай и вечерком брякни Сторожу по этому телефону, я там рядом буду, договоримся о дальнейшем, и о цветах, и о теще…
– Какой еще теще?
– Позвонишь – узнаешь. Давай тогда, двигай первый, а я пока поброжу немножко, посмотрю…
Люди Нестора сидели в машинах, бледные от злобы и стыда.
– Что вы тут, морды, заснули все, что ли?
– Уснешь… – огрызнулся его адъютант и главный телохранитель, по кличке Стакан. – Сидим, ждем. Вдруг смотрим – у кого на ухе, у кого во лбу – красные зайчики дрожат. На лазерный прицел каждого взяли… Подходят два штымпа, один к нам, другой к сопровождению. «Сидите тихо и ждите шефа», – говорит. Ну и второй так же… Выгрузили обоймы из стволов у каждого и вернули врозь. Они отвалили, а мы сидим, смотрим, как ты с каким-то хмырем базаришь… Минуту назад зайчики ушли, а ты пришел… – Стакан хотел было дополнить, что прижали их явно по наводке и что никто из них до последнего часа маршрута не знал, кроме Нестора и него, а он-то никому ничего не говорил… Но решил смолчать, Нестор не дурак, сам допрет… – А что за хмырь с тобою был?…
Нестор сердито посопел-посопел, помолчал-помолчал, но потом решил произвести впечатление на своих молодцов:
– Кромешник.…За дорогой следи, морда, чуть бордюр не снес!… – Впечатление было произведено, стыд и унижение у слушателей как рукой смыло.
– И… как?
– Добазарились кое о чем. Мы с ним старые, как говорится, знакомые…
Муртез и Бонс расплатились и ушли, а Нестор, тряся зажатыми в кулачищах ножом и вилкой, гудел в собеседника басовитым шепотом:
– …Я тебе отвечаю за каждое слово! Помнишь, я тебе про «Трюм» рассказывал и про своего племяша? Так вот это он был… Почти двадцать лет прошло, а он не изменился на морду. Я ведь его тогда хорошо запомнил!
– Ой, Нестор, грузишь ты мне, зачем – не знаю. Ну и как, ты ему напомнил тот случай?
– Нет. Да пойми ты, Арнольд, что мне тебе врать? Он, между прочим, Дядю Джеймса знал, когда тот еще пацаненком был. Он его знал! И Патрика, и остальных. А где, говорит, сволочь Зеленый-то лежит? Я так думаю, что он его и закопал туда. И Дудю тоже.
– А на чью заступу он намекал, что за паренек такой?
– Ну, наверное, Гек-Малек, из урковых, Дудей где-то подобранный. Уж не знаю, как он был с Кромешником повязан, но когда Малька стала вся псарня по городу искать, я сразу Дудю предупредил. Через час-другой – хлоп – все покойники: Джеймс, Патрик, Франк… И Тобика – помнишь его? – заодно прибрали. И Малек сгинул. Вот так-то.
Я ему после кладбища в тот же вечер позвонил, да потом встречались всем кагалом, с ним, со Сторожем… Я давно хотел с тобою переговорить, да видишь – все такие занятые, что ты, что я… Короче говоря: вошел я в общак пятью процентами. Круто, да что поделаешь, зато сразу легче стало – и со стрельбой, и с делами, и с гревом на «Пентагон». Он мне накернил жирный кус от лотереи по всему району, на легкие зузы дал наводку, а в мои дела не суется.