Письмо было на месте. Гек вышел из парадной и стал читать на ходу. Почерк был корявый, с грамматическими ошибками – Блондин собственноручно малевал.
«Папа, привет. Все вспоминаем твои именины. Праздничные фотографии готовы, хотя ты и не любишь фотографироваться. Ты очень похожим получился. У нас все более-менее. Маленький наш хоть и упирался и капризничал, но все же поехал в гости к китайцам-иглоукалывателям, врачи настояли. (Малыш, стало быть, погиб во время прихвата или облавы…) Кисель чуть было не прокис, но мы его спрятали от духовки подальше, и с ним порядок, ждет, тебя дожидается. У соседей за стенкой все время шум и грохот, может дерутся или мебель ломают, а у нас очень тихо. (То-то же, идиоты, а то все урчали и фыркали.) Ребята из нашей школы разъехались на каникулы, некоторые звонят и пишут, от некоторых ни слуху ни духу. Книги, которые ты нам посоветовал, мы прочли, а теперь не знаем, что читать. Да, вот еще хорошая новость: мы с Джеффриком разыскали адрес и съездили вчера в гости к дяде Биллу, твоему сослуживцу, как ты просил, передать от тебя привет. Он обрадовался, встретил нас хорошо. Джеффрик все хотел с ним поиграть, но время было позднее, и мы взяли для него гостинец к Новому году и уехали. А живет он теперь возле Луна-парка. (Бычок, Бычок… Легко, видать, умер… Фант – молодец, хоть и упрямый, как сто ослов, – сказано же было: опознать и прикончить, безо всяких допросов. Видимо, по ситуации решил действовать. При нынешних событиях – вполне оправдано, ни звуком не попрекну.) На нашей улице семафоры не работают, и Джеффрик теперь боится переходить дорогу (Интернет и „мыло“ – перекрыли, гады). А еще телефон шипит и хрипит, плохо все слышно. Пиши нам почаще, а лучше приезжай, мы скучаем».
И неразборчивая каракуля в углу, вроде как детская подпись…
Дурацкий шифр, но весьма эффективный. Не от спецов Конторы, конечно же, или там Службы – от случайного глаза и простой агентуры… Надо же, ребята ни на волос не сомневаются, что похороны Господина Президента – его рук дело. Вот так история… Всю жизнь мне талан – отвечать только за чужие дела? И сколько мне отныне этой жизни осталось? А?… Парням хорошо: они знают, что я приду и все образуется… А мне на кого надеяться?… Вот лопух – все оказались готовы к катаклизмам… кроме меня и Господина Президента. Метро в ста метрах, но туда – как в такси – заказан путь, слишком много козырных узлов наблюдения. Только пешком или общественным транспортом, мимо любого магазина с радиотоварами. И газеток купить и жратвы, лучше консервы…
Очумевший от новой действительности Гек тем не менее уже начал прикидывать, что и как ему предпринимать дальше. Все видимые гангстерские гнезда столицы, да наверное и в провинциях, разорены и растоптаны, если судить по намекам Блондина и победным реляциям в газетах. Многие из его ребят наверняка уцелели. И дальше что? Военные взяли власть в стране, и много времени пройдет, пока они не обтешутся. Мастертон объявил военное положение и мобилизацию, поскольку Великобритания прямо обвинена в организации заговора против Президента и Республики.
Все или почти все легальные денежные потоки перестали действовать на неопределенное время, тут ни тени сомнений нет. Это же касается нала в зарубежных банках. Общак пока еще не пуст: шесть тонн золота – временно балласт, сотня лимонов в валюте, в гринах и дойчиках, это уже лучше. Просто денег – еще под сто лимонов, очень хорошо… Это только городской общак… Как минимум год можно продержаться, не разваливаясь на лохмотья, даже в данной пожарной ситуации. А там глядишь – и основное можно распечатать: банковские авуары и обычную подпитку с полей и нив… Придется делать пластическую операцию, но это не самое страшное…
Какие неудачные для человека совпадения бывают… Гек, чуя непонятную угрозу от государственной машины, чуть ли не наизнанку вывернулся, чтобы принять и насколько можно – пригасить надвигающийся удар… И небесполезно ведь старался… А теперь в урочьих и гангстерских кругах будут роптать, что-де, мол, Ларей убил Верховного Пса и этим всех их подвел под удар. Ездил, предупреждал, намекал и никого в известность не поставил. И как это теперь будет выглядеть в глазах уголовной общественности? Могут ведь и попытаться… О плохом лучше не думать, а хорошего не предвидится. Ребятишки в писульке ни словом его не упрекнули, может, с их стороны это силок, ловушка?… Не дай бог.
Гек шел себе по улицам и дышал весной. Уж сколько раз он ходил здесь и верхом и низом, и днем и ночью – а все недосуг было оглянуться, осмотреться, как люди живут, что им надо, чем полна их обыденность? Траур трауром, но тротуары полны народом, в скверах старушки с детьми, молодые мамы с колясками. Вон стоят две молодухи: у каждой в одной руке коляска – машинально дрыг-дрыг вверх-вниз, а в другой сигарета. Вот о чем они болтают, что их заботит? Десять против одного, что у любой из них не жизнь, а сплошные проблемы – с деньгами, с детским здоровьем, с работой, родственниками, мужьями или их отсутствием… Нет же, стоят и хихикают и трещат без умолку…
Дома, дома вдоль улиц… В каждом люди обитают, кучкуются по клетушкам и каморкам, именуемым жилищами. Дворняга бездомная бежит… С ней все ясно, она где пожрать ищет, расписание плотное: с утра и до вечера вынюхивать съедобный кусок. Повезет – сдохнет, лежа на люке или в теплой парадной, а нет – послужит человечеству на живодерне либо в исследовательском институте, в километре отсюда…
А люди? Кто бы они ни были, вплоть до подзаборных алкашей, поиски пищи и крова, ну там бухла, занимают относительно меньше времени, чем у беспризорных и диких животных, а остальное время им на что? Если подумать, то и карьера, и творчество, и разборки, и политика – суть проявления набора из основных инстинктов: самосохранения, продолжения рода, сохранения вида…
Ненужный после прочтения бумажный комок фыркнул возмущенно и упорхнул в попутный мусорный бак, а ведь можно было порвать и проглотить для конспирации. И мороженым заесть. Гек остановился, пошарил по карманам и подошел к мороженнице. Сколько лет не пробовал, а вдруг захотелось…
– Эскимо есть?
– Есть, миленький. Одну порцию?…
Зря купил… Гек облизал губы, вытянул «марочку» из кармана куртки и тщательно обтер липкие пальцы. Потом оглядел, выбрал чистый участок материи и аккуратно высморкался туда… Надобно было так и сохранить в неприкосновенности память о той, детской радости, когда воробьи – смешные, мир – велик и понятен, а эскимо – с привкусом счастья…