— Конечно слышал.
— Как ты думаешь, жив ли этот парень и что с ним сейчас, если он жив?
Пьер молчал. Он застыл как истукан. Софи задёргала его за рукой, она испугалась за любимого.
Пьер поднял глаза и произнёс:
— Он стоит перед тобой. Пьер Лоре — это я.
___________________________________________
*Гобийская шамбала — Таинственная азиатская Шамбала подобная Атлантиде; источник счастья
========== Глава 4. “Что бы сделала ты?” ==========
Софи отпустила его руку. Пьер стал мрачен.
— Уэйт, ты шутишь? — спросила она.
Поверить в то, что её возлюбленный оказался беглым сыном маркиза, было невозможно. Подлец лишь мог бросить любящую его семью и не думать возвращаться домой. Уэйт Барре был не таким. Но в потускнелом лице Уэйта не было ни намёка на шутку. Софи уже научилась понимать тон и эмоции Пьера.
Пьер стоял, выпрямившись во весь рост. Он чувствовал облегчение, будто непреодолимая тяжесть сваливалась в его спины. Ветер обвевал его спину. Он рассказывал Софи правду. Он делал это по собственной воле, безо всякого принуждения.
— Нет, не шучу. Я Пьер Лоре, сын маркизов де Лоре. Софи, ты доверилась мне и рассказала свою жизнь. Если ты хочешь, то я расскажу тебе свою. Но отношение твоё ко мне ухудшится. Ты этого хочешь?
— Хочу, — произнесла Софи.
Пьер рассказывал Софи всё. Он ничего не скрывал от неё. Софи слушала, как Пьер тщательно готовился к побегу, имитировал свою смерть в болоте, когда прибыл в Нолошо. Он не скрывал сожаления на своём лице. Софи пришла в ужас, когда Пьер поведал ей о связи Анны де Ландро с бандитом Одноглазым Аланом.
— Она ещё в детстве говорила, что человеческая жизнь для неё ничего не значит, — говорила с болью в голосе Софи. — Я не удивляюсь, что она могла попросить преступника убить неугодного ей человека.
Пьер не останавливался. Он заново переживал свою жизнь. А Софи лишь растерянно взирала на него. Пьер ничего не утаивал от неё. Ему приходилось рассказывать ей и о Мейкне, которую любил, как сейчас любит Софи. Но Софи не чувствовала внутри ни малейшей ревности. Смерть Мейкны и лучших друзей, Ноузы и Тейю, была одним из самых трагичных моментов в жизни Пьера.
— Даже мерзавец и подонок — слишком мягкие слова, чтобы ими меня называть, — сжимал от безысходности свою голову Пьер. — Я убийца, вот кто я. Зря Экене не лишил меня тогда жизни. Зря.
Софи хотела положить руку на плечо друга, но Пьер оттолкнул её. Он продолжал говорить. Вспоминать Марани и её смерть было её тяжелее. Потеря младшей званой сестры была для Пьера самой тяжёлой утратой в жизни, даже по Мейкне он так не скорбел, как по Марани. Девочка и её последние слова до сих пор снились Пьеру почти каждую ночь.
— Марани совершила ошибку, подарив мне шанс на спасение, — говорил Пьер. — Но именно её жертва заставляла меня не сдаваться и идти вперёд. Благодаря Марани я смог встретить тебя и… и полюбить.
Но Софи словно не слышала последнее слова Пьера.
— А что было потом? — спросила она с дрожью, не ожидая услышать от него ничего хорошо.
Пьер рассказал ей, как Экене спас его, как он не позволил совершить ещё одно преступление: убить ребёнка. Как он стал мужчиной и сам стал помогать Пьеру.
— Ты выслушала мою историю. Если ты считаешь меня гнидой, то считай. Не захочешь меня видеть — твоё право, — закончил говорить Пьер.
Софи не знала, что и сказать. Внутри у неё бурлил океан противоречий. Она обняла себя и ходила кругами. Пьер захотел взять её за руку, но Софи отпихнула его руку.
— Скольких ты убил? — спросила с содроганием она.
— Семерых, — ответил Пьер, не жалея о случившемся.
— Ты убил… Как ты мог убить людей? — ужасалась она его спокойным словам.
— Они не люди, — ответил Пьер. — Кто знает, сколько преступлений совершили бы они. На их руках было много крови. Я не оправдываю себя. Но, Софи, те, у кого я забрал жизнь, не были людьми.
— Ты не имел право решать, кому жить, а кому умирать. Ты не судья, а простой мальчишка, который сам виновен в смерти своих близких! — воскликнула Софи.
— Да, я не судья. Но кто-то должен им стать, — стоял на своём Пьер. — Никакое правосудие тех мерзавцев никогда бы не наказало, а надеяться и ждать наказания для них на том свете глупо. Тинуваку не заходят на их территорию, соплеменники боятся взяться за оружие. Поэтому судьёй пришлось стать мне. К сожалению, я не мог посадить гаапи за тюремную решётку на всю жизнь или отправить на каторгу, а продать в рабство — так это против всех моих убеждений. Я лишил их жизни, чтобы отомстить за семью и не допустить нового кровопролития.
Но Софи не соглашалась с Пьером. Человеческая жизнь была для неё священна, пусть даже жизнь убийцы и мерзавца, и она не могла понять спокойное равнодушие Пьера к содеянному. Софи знала, что такое отобрать у другого жизнь, но она не испытывала радости, что когда-то чуть не сделала этого, только боль и сожаление чувствовала она.
Софи положила руку на щеку Пьера. Она тихо сказала:
— Анна тогда в детстве тоже взяла на себя роль судьи. У неё была своя правда, и она считала правой лишить жизни того, кто не собрался просить у неё прощение. Фикс имел не только внутреннее, но и законное право убить собственных рабов. Почему же их поступок считается злодейством, а твой геройством?
— Я не считаю себя героем, — возразил Пьер, прижав к себе руку Софи.
— Но своим поступком ты соглашаешься с тем, что забрать чью-то жизнь можно. Главное, чтобы палач был правым. Но запомни, — Софи убрала руку, — правда у каждого своя. Возьми хотя бы Анну.
Софи отвернулась от Пьера:
— Я возвращаюсь домой. Может, ещё увидимся. Не знаю…
— Подожди, дай я хотя бы провожу тебя до дому, — крикнул огорчённый Пьер, боясь, что с Софи может что-нибудь случится. — Молодой девушке не принято ходить одной по улицам.
— Ничего со мной не случится. Анна же с детства постоянно одной ходила, и всё с ней было хорошо, — оглянулась Софи. — А если про меня подумают что-то не то, так меня это не волнует. Ты же не думал о чужом мнении, когда бежал из дому или убивал гаапи, так почему я должна заботиться о нём, если хочу просто погулять по улице?
Она, встряхнув волосами, выпрямила спину и оправилась домой, до которого было очень далеко идти. Навстречу ей шли знакомые и незнакомые любители почесать языками. А про свою безопасность она не беспокоилась, Софи умела постоять за свою жизнь и честь не только словами.
***
Софи медленно бродила по улицам. На душе у неё было тяжело. Ей было больно от того, каким человеком оказался любимый и прекрасный Пьер. “Бросил родную семью, лгал приёмной, а потом совершил не одно убийство… Какой же наивной я была?” — винила себя в доверчивости Софи.
Но Пьер был намного лучше, чем половина её знакомых. Она не видела в нём никакого злодея, а только несчастного человека. “Имею ли я право судить Пьера и определять какой он человек, если я не была на его месте, и не могу сказать, как же поступила бы я?” — спрашивала себя Софи.
Пьер не скрывал самобичевания, рассказывая, как он смог допустить смерть своих друзей и любимой девушки. Он ощущал свою вину за всё совершённое, даже за побег из дома. Только в убийстве гаапи он не видел себя виноватым… “Кто-то должен стать судьёй” — вертелись слова друга у Софи. — Если бы Пьер не наказал их, то они бы никогда не понесли наказание.
Пищу для размышлений Софи давала и Анна де Ландро. Софи давно знала невесту Пьера. Она всегда с ней виделась, когда приезжала в Париж к родственникам, а Анна частенько бывала в Лионе, где жила родня её мамы. С детства Анна была не такой, как остальные дети. В ней как во взрослом человеке жила ненависть и злоба на людей. Иногда Софи задавалась вопросом, как же добродушная Изабелль может считать лучшей подругой, почти что сестрой, такую девчонку как Анна? Но с родными и близкими Анна была самой доброй дочерью и прекрасной подругой. Любовь не умирала в девочке, не смотря разрушающую ненависть, жившую в ней.
Софи не удивлялась, что подруга её кузины смогла бы убить человека, который несколько часов назад стал её врагом. Софи изумлялась тому, что Анна пошла спасать семью своего раба и заклятого врага.