— Кстати, Экене, — оторвался от письма Пьер. — На суде ведь будет Анна. Ты как? Готов её увидеть?
— Я об Анне и не думал как-то, — признался Экене. — Ну, увижу её и что дальше? Не ради неё я на суд иду, а чтобы поддержать Софи, свою подругу.
— Такое впечатление, что ты глаз на мою девушку положишь, — повернулся на стуле Пьер. — Тогда у Ричарда ты не отходил от неё.
— Да брось ты! — воскликнул Экене, оскорблённый словами брата, — Софи — моя подруга. Не спорю, мне с ней очень хорошо. Я чувствую у неё какое-то тепло. Но она только моя подруга.
Пьер похлопал его по плечу:
— Не обижайся, шуток не понимаешь, — улыбнулся Пьер и поморщился. — Я вот всё думаю, на суде ведь будут мои родители. Мои родители были в хороших отношениях с семьёй Ландро, не случайно именно за их дочь они хотели меня сосватать. Они не смогут не поддержать Аннетт Ландро. Навряд ли отец сможет отговорить маму, чтобы она не шла на суд. Придётся мне с ней встретиться.
— Можешь не идти, Софи поймёт тебя, — сказал Экене.
— Нет. Я пойду, — Пьер заявил твёрдо. — Я уже долго убегал и прятался, ничего хорошего из этого не получилось. Софи важнее всего для меня.
В комнате было открыто окно, через него дул свежий тёплый воздух. Во многих домах зажигались огни, на улицах было людно.
— Может, прогуляемся? — предложил Экене. — Пока спать не захотели.
— Давай, — согласился Пьер.
Когда они вышли на улицу, Пьер сказал:
— Хорошо, что ты приехал, Экене. Без тебя трудно мне было.
— Я только на месяц, от силы полтора. Брат и сёстры дома ведь одни. Я бы не приехал, но Коу уговорил меня, пообещав, что сам со всем справится.
На улице было ветрено, но тепло. С улицы и из домов доносились весёлый смех детей, хохот взрослый, доброе ворчание стариков. Город жил мирной размеренной жизнью. В маленьком кабачке гремела на всю музыка, люди пели песни и танцевали, топая на весь округ. Лишь небольшие вывески да объявления на домах и столбах резали глаза.
“Удачи, мадам де Ландро! Закон наш суров, но справедлив. Преступник получил сполна!”
Было написано чернилами на одних столбах на обычной бумаге. На соседних были немного другие надписи.
“Свободу невиновному!” Правосудие должно восторжествовать!”
Смерть Алексиса де Ландро стало делом не только семейным, но и общественным.
— Пьер, а что за мужчина там вздрогнул, когда увидел тебя? — потрепал за руку брата Экене.
Пьер оторвался от объявлений. Навстречу к ним шёл тот самый конфетчик. Мужчина заметил недавнего знакомого и испуганно скрючился, не каждому хочется ходить во врагах у персон голубых кровей.
— Да это мой приятель, он всё ещё злиться, что я с парнями слугу у него отнял. Забудь про него.
Пьер, не обращая внимания на буржуа, пошёл к мужчине навстречу, обсуждая с Экене завтрашний день. Конфетчик отбежал в сторону и продолжил свой путь, хмуро косясь на юношей и что-то ворча себе под нос. Экене сквозь освещения фонарей взглянул на конфетчика, на него смотрело знакомое лицо, лицо Фикса, озлобленное и властолюбивое.
— Выродок злосчастный, — донеслось из уст буржуа слова, обращённые в адрес Пьера.
Экене повернулся к мужчине:
— Как ты назвал моего брата?
Одним ударом он разбил буржуа лицо и, не спеша догнал, ушедшего вперёд Пьера.
— Зачем ты это сделал? — упрёк Пьер брата. — Каждый имеет право на свободу слова.
— По отношению к моим близким цензура действует, — расхохотался Экене. — Да и не только за тебя одного я стукнул его
Музыка в кабаке стала ещё сильнее. Она словно манила к себе и приглашала на выпивку.
— Давай посмотрим, какое там веселье? — предложил Экене.
Братья подошли к кабану, желая войти во всеобщее веселье, но вдруг Пьер подпрыгнул и указал пальцев на окно. Он узнал одного из посетителей кабака.
— Это не Дэвид ли? — показал он на человека, сидящего спиной к окну, похожему до нельзя на Дэвида Басса. Юноша целовался с девушкой.
— Да, похоже, это он. Но только вот рядом с ними не рыжеволосая девушка, кузина Софи.
“Так и знал, гад”, — огрызнулся Пьер. Он быстрым шагом зашёл в кабак, Дэвид хоть и был близким другом, но Пьер больше не мог выдерживать слёз милых девушек. Но никакого Дэвида он не нашёл.
Когда же братья вернулись домой, их старший друг сидел на любимом кресле и читал книгу.
— Куда же вы ушли? — спросил он друзей.
Пьер пронзительно покосился на Дэвида, думая говорить или нет, но всё же сказал:
— Мы были в кабаке, какой-то парень целовал красивую девчонку и отплясивал. Не ты ли им был?
Дэвид встал и положил книгу на кресло.
— Я сказал же тебе: у меня с Изабелль всё серьёзно, — заявил он, положа руку на сердце.
За годы дружбы с Дэвидом Пьер научился улавливать в друге даже намёки на ложь. Сейчас Дэвид говорил правду. Но всё равно у Пьера оставался мрачный осадок на душе.
***
Мать и дочь прощались с друзьями. Они слишком долго засиделись у графа де Брюне и их родственников Дюшен, пора бы и свой родной дом навестить.
— Может быть, вас довести? — предложил Бернар де Брюне. — Дамам опасно разъезжать одним в столь позднее время.
— Нет, мы сами доедим, — отказалась Аннетт. — Вы и так нам сильно помогаете.
Анна обнялась с девушками — Изабелль и с Софи, которая за последнее время ей стала сильно близка.
— До завтра, — сказала она и добавила. — Софи, надеюсь, после завтрашнего дня мы не станем чужими людьми, как когда-то были. Может быть, мы будем подругами.
— Я уже считаю тебя своей подругой, — ответила Софи.
Мать и дочь сели в карету. Им не очень хотелось возвращаться домой и покидать друзей, ставших для них семьёй. Анна выглянула из окна. Семья графа де Брюне, их родственники Марлин и Софи Дюшен да старая Леонтина выглядели как одно целое, хотя возможно они и не были кровной роднёй. Две кузины помахали подруге рукой, говоря: “Мы с тобой, Анна”.
Анна печально закрыла глаза, скоро в их семье появиться ещё один член, а возможно и несколько, что знает, как сложиться у Софи и Пьера, а у Изабелль с Дэвидом. А они с мамой даже не знают, где покоиться тело их отца и мужа. Только одну руку смогли захоронить…
Аннетт перекинула свою руку через дочь и положила ей на плечо:
— Хоть завтра Урбан Игаридье окажется на свободе, — грустно вздохнула Аннетт, — а у нас так и покрыто всё мраком. Может быть, не надо будет возобновлять это дело. Всё равно никаких улик больше не найдут, если только невиновного горе-следователи засадят вновь.
— А как же отец? — у Анны недоумённо вытянулось лицо. — Может быть, вместе с поимкой преступника и о нём забудем?
— Глупая, я никогда не забуду о папе, — печально улыбнувшись, поцеловала мама дочку. — Но к чему ворошить прошлое, если ничего уже невозможно найти. Да и этот Силестин Жаке… он уже черпнул горя, а твой папа никогда и никому не желал мести.
— Как хочешь, — буркнула Анна и твёрдым голосом добавила. — А я не отступлю. Я не хочу мстить, но и сдаваться не намерена.
Дочь освободилась от руки матери.
— Остановите, пожалуйста! — вдруг крикнула Аннетт кучера и вышла из кареты.
Возле дороги стояла маленькая церквушка, которая собиралась закрываться на ночь. Церковь была настолько мала, что в ней умещалось всего лишь человек двадцать да священник. Но Аннетт не видела разницу между крупным храмом или маленькой церковью, Бога ведь не купишь размером. Аннетт же предпочитала молиться только в таких маленьких зданиях, здесь она чувствовал вокруг себя таинственный, духовный ореол.
— Давай помолимся за завтрашний день, — сказала она дочери.
Анна отрицательно покачала головой.
— Ты же знаю, что я не верю в Бога.
— О, Анна… — протянула мама.