— Ты на работу когда-нибудь собираешься возвращаться? Или хочешь, чтобы я за двоих отдувался?
— Дэвид, зачем тебе негодовать? — засмеялся, однажды, Пьер. — Тебе лучше, что я не работаю, ведь, если я займусь делом, то тебе придётся делить прибыль со мной поровну. А так все доходы достаются тебе, я лишь получаю жалкие проценты. Хочешь, ты станешь полноправным хозяин магазина? Я с лёгкостью подарю тебе свою долю.
Но Дэвид только хмуро возмутился Пьеру:
— Ты мой друг, не хотелось бы обирать тебя, но чувствую, в скором времени придётся. Странный ты человек, Пьер. Открыл собственный ювелирный магазин, так потом забросил его, грезил мечтой о кругосветных путешествиях, но я не вижу, чтобы дальше Парижа ты куда-нибудь уезжал; живёшь с любимой девушкой, но спишь на другой кровати… Странный ты очень.
— Дэвид, ну так когда мне отдать тебе свою долю? — на полном серьёзе спросил Пьер.
Дэвид вяло покачал головой и полез в карман за трубкой, он любил время от времени прикуривать, когда рядом нет людей, но так и не смог зажечь её.
— Мне не нужна твоя доля, я в последнее время сомневаюсь и в своей. Поговорим как-нибудь позже, — смутно ответил он.
Пьер и Софи были не одни, кто начал жить в другом доме. Поменяла обстановку и Анна Ландро. Юную маркизу больше не окружала многочисленная свита из слуг, под ногами не лежали пушистые ковры, Анна перебралась в скромную однокомнатную квартиру. Квартира была съёмной, Анна заявила матери, что будет сама платить за неё и содержать себя. Она продолжала управлять с мамой фабриками отца, но куда больше времени она проводила помощницей в больнице, практикуясь у Софи и Дэвида. Анна хотела быть полезной.
Силестиан Жаке, убийца её родного отца, оставил глубокий след у Анны. Часто она вспоминала его слова. Анна не простила Жаке смерть отца, но она была благодарна убийце — он смог, смотря ей в глаза, заявить то, о чём она боялась всегда думать. Безродного одинокого преступника должны были бросить в общую могилу, но Анна позаботилась, чтобы хотя бы он имел своё место на кладбище — надо благодарить тех, кто помог тебе.
— Я не хочу купаться в жиру и роскоши как свинья, пока под моими ногами будут умирать люди. Я не собираюсь жить за чужой счёт. Я буду сама обеспечивать себя, — заявила Анна.
Но самостоятельной жизни у неё не получилось. С первого дня Анна поняла, что неспособна себя обеспечить самым необходимым. Анна не умела готовить еду, не умела шить, стирать одежду, даже метла не стояла у неё в руках, и грязи после усердной уборки получалось ещё больше. Она чуть не сожгла квартиру, пока пыталась зажечь печь. А когда печка чудесным образом всё ж зажглась, то Анна умудрилась спалить платье, стоя возле неё.
На третий день независимой самостоятельной жизнь она побежала за помощью к Софи.
— Софи, дай что-нибудь поесть, — взмолилась Анна. — Вот уже третий день почти ничего в рот не брала. Фрукты и те, разрезать не смогла.
И Анна протянула в доказательство руки, покрытые многочисленными порезами от ножа. Софи с ужасом оглядела подругу. Щёки у неё провалились от голода, на одежде виднелась сажа от тщетной попытки зажечь огонь, чтобы согреться. Но что хуже, порезы были на лице.
— Анна, почему у тебя на ушах и на носу такие царапины? — ужаснулась Софи.
— Я же говорю, что фрукты не могла разрезать, — отпустила голову Анна.
— А при чём тут уши и нос? — удивилась подруга. — Понимаю, ножом случайно по пальцу себя цапнуть, но лицо…
— Софи, не спрашивай ни о чём больше меня, просто накорми. И можешь, пожалуйста, научить меня домашнему хозяйству, как учат пятилетних девочек?!
Бросить нуждающуюся подругу Софи не могла, пришлось обучать ей Анну самым простым умением, которыми она овладевала ещё в далёком детстве. Так постепенно Анна приспосабливать к новой жизни, которая начинала ей нравиться.
Быстро пролетели полгода. Тёплое лето сменила холодная зима. Вместо зелёных деревьев, ярких цветов глаза радовали снежные звёзды, с нежностью укрывающими под своим одеялом землю. Вместо пения птах уши наслаждались свистом пурги. День назад прошло Рождество, которое Пьер и его друзья встречали с великим весельем и восторгом. Пьер уже и подзабыл, что такое зимний праздник, последний раз он праздновал зиму восемь лет назад, когда приехал в Марсель вместе с Экене и Марани. А за годы, проведённые в университете, Пьер не мог вспомнить, что значит “веселиться с душой”. Встречал Рождество Пьер с Софи и их общими друзьями. Из Марселя приехал к нему Шарль, а к Софи бабушка и родители, Урбен и Марлин Иградье. К ребятам присоединилась и Анна, но только, чтобы посидеть в дружеской компании, никакие религиозные обряды она совершать естественно не стала. Отмечали праздник друзья в деревне Ричарда. Молодой человек месяц назад стал отцом, у него родился сын, которого Жанна решила назвать Жаком, Ричард же настаивал на имени Александр, в честь Македонского, но уступил дорогой жене.
Домой Пьер с Софи и Шарлем возвращался уставшим, но их усталость была приятной. В честь Рождества Жанна подарила друзьям ведро парного козьего молока. За время поездка до Парижа молоко, конечно же, остыло, но аромат жизнь до сих пор ощущался в нём, игриво щекотя аппетит у Пьера и Шарля.
— Это тебе! — как только вошёл в дом, Пьер налил Софи кружку молока.
Неуклюже Софи взяла кружечку.
— Спасибо, я обязательно выпью.
Молоко медленно колыхалось, ударяясь об края кружки, белая пенка источала аромат. Незаметно Софи присела в углу. “Мы встретились снова, я не боюсь тебя. Ты всего лишь жидкость, не враг вроде Анны для Экене или”, — поймала она себя на мысли.
— Этот год был самым праздничным у меня! — вдруг воскликнул Шарль. — Я отдохнул чудесно на инициации Коу, развлекался с молодёжью у Ричарда в деревни, а ещё мой сын наконец-то оживать начал!
— Рад за тебя! — поздравил отца Пьер. — Я тоже могу признать, что 1829 год был одним из самых лучших. Только, жаль, что на инициации Коу побывать не смог. Хотел я приехать, но Коу попросил Экене сказать мне, чтобы я не приезжал.
Он глубоко вздохнул, но быстро поднял яркие радостные глаза.
— Пусть для Коу я чужой человек, но я всё равно буду относится к нему, как к брату, и буду всегда радоваться его удачам, даже если нахожусь за морями и океанами от него. Я, ты, Экене, Коу, Мики, Эми и Ината — мы ведь одна семья.
Шарль с улыбкой смотрел на Пьера.
— Сын, с каждым днём ты оживаешь всё больше и больше.
— Что, значит, всё больше и больше? — скривил нос Пьер. — Я от хандры избавился уже давно.
Отец лишь мотнул головой.
— Нет, сын, не до конца. Почему ты до сих пор пытаешься сменить тему, когда кто-то заговаривает о твоих родителях? Почему ты пытаешься что-то искать? Вот, у тебя сейчас всё идёт просто чудесно, если не сказать лучше: есть друзья, семья, любимая девушка, работа, возможности для осуществления всех своих желаний, но ты всё что-то ищешь.
— Опять ты про это, — нахмурился Пьер и быстренько добавил. — Только ещё про отца и мать не говори. А так… как я могу наслаждаться своей жизнью, пока вижу несправедливость вокруг? Я думал, что, если помогу Анне, наконец-то, разберусь со всей этой ненавистью и враждой, то начну жить радужно и светло. Но я ошибся. Как я могу наслаждаться жизнью, если за моей спиной страдают? Я хотел сделать доброе дело — найти преступников и наказать, но что получил? Человек опять умер из-за меня! Я хочу, чтобы наступила настоящая справедливость!
Пьер с тяжёлым взглядом посмотрел на Шарля.
— Я хочу это поменять! Но, папа, я всего лишь один из тысяч и тысяч людей, которые проживают вместе со мной! Если я что-то буду менять, то это отразиться только на моей жизни и жизни близких мне людей, но не на всех! Мне нужно идти дальше, чтобы мои старания оправдались!
— И как ты себе это представляешь?
— Пока не знаю. Но скоро подойду к ответу. Экене же смог внести перемены в Тинуваку, так чем же я хуже моего брата? Почему я не могу внести изменений в свою страну? Если я хочу что-нибудь поменять, то должен выйти за масштабы близкого мне окружения.