Пьер туманно пробубнил:
— Если бы люди не сидели на месте, не случилось бы массового голода год назад, который до сих пор заставляет людей искать еду. Был я в деревнях, у людей куриц не осталось, чтобы сварить их, а в городах еда-то есть, но денег, чтобы её купить нет. Это надо менять, только вот как… С королём да министрами я договориться не могу, как Экене с Азубуиком и старейшинами. Но способ должен быть…
— Отец, может, ты знаешь способ? — Пьер сменил мрачный рассеянный тон на мужественный и твёрдый.
Шарль мгновение сидел неподвижно и встал с кресла.
— Пьер, сколько времени? Нам нужно выспаться. Становись политиком, если хочешь перемен в стране.
— А если я им быть не хочу? — не отставал от отца Пьер.
— Пьер, вот опять ты за своё. О чём я только тебе говорил, а ты спорил? — проговорил Шарль.
Не спрашивая сына, он задул светильник.
А Софи неподвижно и незаметно сидела в углу, кружка давно была пуста, но не мысли девушки. “Ты не враг вроде Жерара для меня. Почему прошлое так быстро не забывается?”
— Жерар, — прошептала она, готовясь ко сну. — Как сложилась твоя жизнь?
Лунный свет проникал в комнату сквозь окно, мягко окутывая белой дымкой кровать. На стене возникла призрачная тень, похожая пятнадцатилетнего юношу. “Почему-то часто я стала тебя вспоминать. К чему бы это?”
Высокий, подтянутый, с чёрными взлохмаченными волосами как смоль — этого мальчишку невозможно было забыть. Годы шли, но иногда во сне Софи как в живую слышала его слова, полные презрения: “Дочь и внучка шлюх”.
***
Софи любила маленький родной Лион с его тёплыми зимами, могучей Роной(*), относительной тишиной по сравнению с пышным и великим Парижем. Далеко за городом простирались белоснежные Альпы, мечта всей детворы была оказаться на таинственных горах, но, естественно, родители никого не опускали в горы. В этот маленьком каменном городе церквей и соборов проходило детство Софи. Дюшены жили на окраине Лионе, на жизнь они не жаловались: мама работала учительницей в школе для девочек, дочь ходила в её класс, деньги частенько приносила в дом пожилая Леонтина от своих “поклонников”. Денег у семьи было не так много, но на еду хватало. Так и жили втроём бабушка, мама и дочь, мирно и дружно. Но жизнь семьи Марлин и Софи нельзя было назвать счастливой. Люди презирали распутную женщину, её развратную мать и дочь-бастарда. Марлин ни разу не привела на все годы в дом мужчину, но злые глаза видели толпы мужиков в постели женщины. Её мать, переселявшаяся время от времени к очередному любовнику, только подтверждала их догадки, а граф Брюне, не забывавший про любимую сестру, порождал зависть у простых горожан. Но за всё страдала маленькая Софи, которая не могла заступиться за бабушку, опровергнуть слухи про маму.
Ко всему привыкает человек: к косым взглядам, оскорблениям, обидам. Молча и покорно Софи терпела с малых лет грубость знакомых, научившись пропускать мимо ушей “лестные” слова. У неё появилась даже подруга, Жюльет Леконт, добрая и хорошая девочка. Но к травле привыкнуть невозможно. Четверо мальчишек, старшие на два года, что жили в одном с Софи районе, страдая от безделья, решили заняться Софи. Они не ограничивались одними оскорблениями, которые можно было услышать от других детей. Ребята издевались над Софи просто так. От скуки. Школу прогуливали, родителям было не до них, так чем же заниматься? Бить витрины, рушить сады, избивать животных они устали. Мальчишки были дружны и называли себя братьями, главарём юной банды был черноволосый Жерар. От их наглого взора и мерзкого языка никто не мог уйти, однажды в жертву они выбрали Софи.
Для Жерара и его друзей день считался зря прошедшим, если, встретив Софи, они не обозвали её “дочерью и внучкой шлюх”, не дёрнули за волосы, не облили водой. Софи терпела и таила печаль в себя. Сама она не могла справиться с бандой, защитников не было, а маму и бабушку не хотела расстраивать. Но Леонтина узнала всё. Тогда она собрала мальчишек и рассказала им правду об их семьях, причинив тем самым самую большую боль. Один узнал про многочисленные измены отца, второй про слепого брата, подброшенного к порогу приюта, третий оказался приёмышем. Самый жестокий удар получил красавец Жерар. “Твой отец — убийца” — эти слова ножом врезались в грудь, а дальнейшая правда ещё сильнее обрушивалась на юное сердце.
Каким образом Леонтина знала всё про семьи мальчишек — осталось тайной, которую, возможно, бабушка унесёт с собой в могилу. Наверное, ей разболтает это какой-нибудь любовник, не только в постели лежала старуха Леонтина с престарелыми мужчинами, но и похищала их сердца.
Со временем враги Софи сумели принять тайну, но не Жерар. Он любил своего отца, которого никогда не видел. Он боготворил отца. Жерар считал, что его отец был самым благородным на свете мужчиной и равнялся на тот образ, который придумала мать Жерара. Но этот образ жестоко уничтожили и с этим он мириться не мог. Жерар не простил маму и ушёл из дома. Перебирался он по друзьям или вовсе жил на заброшенный чердаках, а вскоре бросил школу. Он возненавидел ещё недавно любимого отца. И себя.
Жерар видел в себе отражение отца. Как часто мама говорила, что сын одна копия с отцом! Тогда он полностью состриг свои прекрасные вороные волосы. Но и это не помогло ему. Жерару казалось, будто в нём живёт второй отец, клеймо изгоя стоит и на нём. Он прекратил хулиганить, обижать ребят, ему хотелось быть как можно дальше от отца. Без главаря названным братьям Жерара скучно стало разбойничать и хулиганства их прекратились. Софи и другие дети зажили спокойно.
Но презрение к “дочке и внучке шлюх” никуда не пропало, хуже того — рождалась ненависть. Софи — вот кто стал причиной его страданий. У грязной помеси было всё, о чём можно мечтать: храбрая и заботливая бабушка, мать, не лгавшая дочери, отец-маркиз. Великолепный добросердечный Алексис де Ландро, истинный мужчина, а кто у него? Кровопийца. С ненавистью вылезала на свет зависть. У Софи была семья — у него не осталось никого кроме друзей. Её отцом считался маркиз; отец Жерара — преступник, родство с которым придётся вечно скрываться и бояться, дабы правда не вылилась в свет; у незаконнорождённой девочки всё же есть будущее, в отличие от сына того, чьей головы коснулась гильотина.
Жерар однако не трогал Софи, он завязал с прошлым. И даже попросил прощения у некоторых ребят, которых обижал. Но не у Софи. При каждой их встрече Жерар окидывал её ненавистным взглядом и молча уходил прочь. Софи облегчённо вздыхала и с грустью смотрела вслед врагу. После бабушкиной правды у неё стала зарождаться жалость к врагу. Постыдная, унизительная жалость, подчёркивающая слабость жалеемого. Но больше она сделать не могла. Жерар ненавидел Софи и презирал её доброту.
Любой дружеский шаг, протянутая рука вызывала раздражение и злость. Жерар чувствовал растоптанным себя в грязи. Твой враг, которого ты ненавидишь, тебя понимает, он разделяет твоё горе! Это немыслимо! Ты мечтаешь, чтобы враг страдал, но ему плохо не от твоей мести, а от твоих несчастий. Ты оскорбляешь врага и ждёшь от него удара, но он обнимает тебя. Это приводит тебя в замешательство, это противоречит законам бытия. А замешательство — первый признак поражения. Чтобы не потерять достоинства, приходиться принимать силу, дабы сломить дух врага. А для этого нужно ненавидеть его сильнее. Ненависть — хороший побудитель к действиям.
Но простодушной Софи это было не понять. Жалость и доброта часто заглушала разум и слух, когда Жерар тихо бубнил ей в спину: “Попадись мне ещё на глаза”. Софи шёл четырнадцатый год, людям надоело слагать сплетни про её семью, многое позабылось. Редкие насмешки за спиной превращались в пустой звук. Но раз в несколько месяцев всё возвращалось за круги своя. Это происходило тогда, когда в Лион приезжала к родственникам семья де Ландро.
Так получалось всегда, что визит де Ландро совпадал с приездом к Дюшенам де Брюне. Две дружные кузины, Софи и Изабелль, не могли нарадоваться тем дням, когда они оказывались вместе. Но в стороне сгорала от злости Анна де Ландро. Она ревновала лучшую подругу к её же кузине, и этого было достаточно, чтобы навесить на Софи позорные клейма. Софи предлагала Анне дружить втроём, но та отказывалась. Первое время Анна устраивала Изабелль истерики, силой отрывала единственную подругу от Софи. Изабелль долго слушалась Анну, не желая её расстраивать, но потом надоело. И когда Анна ворчала, то просто уходила к кузине, оставляя подругу в одиночестве. В конце концов, юная маркиза вынудила себя терпеть ужасную родственнику де Брюне. Чего-чего, а дружбы с Изабелль она лишиться не могла.