— То, что я живу под другим именем разве вам не доказательство?
— Не совсем. Ты готов доказать свою преданность народу и республике?
Пьер ответил, не задумываясь.
— Готов.
Офицер толкнул его обратно в подвал и закрыл дверь. Вместе с Пьером оказалась заперта и собака.
Прошло минут пять. Пьер услышал быстрые шаги чьих-то ног. Первые отдавались от больших изящных сапог, вторые от женских тонких туфель.
— Освободите нашего сына. Мы знаем, он в подвале, — прозвучал дрожащий женский голос.
Мама.
Комок подступил к горлу, Пьер еле удержался, чтобы не закричать. “Нет, только не родителей. Оставьте их в покое”.
— Сколько вы хотите за нашего сына? — раздался голос отца.
Офицер разразился смехом.
— Мы не заключаем сделок с врагами. Будьте любезны уйти. Вы забыли, какой выбор принял ваш сын? Теперь он принадлежит нам.
— Верните нам сына, — воскликнул Луи, в голосе его чувствовался страх.
Офицер усмехнулся и открыл дверь.
— Пьер, объясни им всё. Они не понимают.
Пьер вышел из подвала и увидел родителей. Маркизы были бледны, напуганы. Отец и мать держались под руки. Они вздрогнули, когда увидели сына.
— Пьер, — произнёс Луи. — Куда тебя занесло? Уходи, пока тебя не убили.
Пьер не сдвинулся с места.
— Я вам всё сказал. Я и вы из разных миров, эпох. Мне нечего делать возле таких людей, как вы.
Пьер замолчал. Луи и Луиза не уходили. Жизнь сына стояла на первом месте. Пьер не собирался их уговаривать.
— У меня давно своя жизнь. У меня есть отец, брат, Софи. Папа, мама, вы мне не нужны, — громко сказал он.
Офицер кивнул головой и улыбнулся.
— Он вас всё сказал.
Офицер затолкал снова Пьера в подвал и закрыл дверь. Пьер оказался один на один с офицером в темнице, не считая собаку. Из-за пояса он вытащил револьвер и зарядил его.
— Ты не посмеешь! Нет! — закричал Пьер.
Командир слегка улыбнулся и направил револьвер на собаку. Раздался выстрел, пронзивший тело животного. Офицер вышел из подвала.
— Нам не нужны перелётные птицы. Я убил вашего сына. Сами слышали, что стрелял не в воздух. Убирайтесь.
До ушей Пьера доносились шаги родителей, которые становились всё и тише и тише, пока не затихли совсем.
— Они ушли, — открыл офицер дверь в камеру. — Можешь быть мне благодарен. Я избавил тебя от присутствия этих людей в твоей жизни, они больше не побеспокоят тебя.
Пьер не ответил ничего офицеру. Он ничего не чувствовал. На душе образовалась пустота. Командир дал Пьеру плащ с капюшоном, чтобы никто его не опознал в мэрии. Раз Пьер умер, то умер. Покидали ратушу они с чёрного входа.
Постепенно Пьер начал входить в реальность. Он пребывал в некоем оцепенении, когда услышал слова офицера: “Я убил вашего сына”. Но разум возвращался. А вместе с ним чувства. Едкая гадливость появилась и застряла во рту, а затем и во всём теле. Случилось то, о чём он мечтал с девяти лет — Пьер де Лоре умер для отца с матерью и общества, но Пьер не ощущал желанного упоения.
Они с офицером не вернулись на старую баррикаду, а двинулись дальше. Офицер, встретившись с товарищами-командирами пошёл брать крупные объекты, а затасканный район оставил под командование простым бунтовщика. Пьер отправился с ним, он тоже не хотел сидеть в «кустах».
28 июля Шесть часов вечера.
Пьер шёл в отряде с более сотней человек. Удача сопутствовала им. Они брали каждое стратегически важное здание на своём пути. Врагам приходилось сдаваться либо принимать смерть или позорный плен. Сколько было потерь у своих, революционеры сбились со счёта: взамен одной головы, к ним присоединялись две.
Фортуна благословляла революцию. Вернее сказать, не одна фортуна. Почти каждый повстанец был вооружён, командиры, а ими в особенности были бывшие военные, знали, слабые места в правительственных вооружённых отрядах, знали, сколько людей брошено в то или иное место. Революция была хорошо снабжена.
Пьер сидел рядом с командирами на ужине, они разговаривали между собой, не обращая внимания на Пьера. В их разговоре он улавливал знакомые фамилии. Долго Пьер не мог их припомнить, но, в конце концов, вспомнил — у Омбредье. Они были его сотоварищами. Но, судя по словам командиров, эти люди приносили малую лепту в победу революции, были ребятки покрупнее.
До Пьера стало доходить, кто истинные лидеры революции, которые руководили всеми, в том числе и им. Ещё раньше Пьер видел будущее своих сограждан, если они проиграют бой, помаленьку Пьер начинал видеть будущее и в случае победы.
“Ты никогда не отступишь от меня”, — сказал он с гневом и усмешкой Люциферу.
Ночью Пьер видел родителей во сне. Они втроём стояли в пустыне. “Сын, постой!” — кричали маркизы. “Вы разве не видите, что Пьера де Лоре нет?” — сказал им Пьер. Пески уносили его за собой всё дальше и дальше от отца с мамой. “Не убегай!” — закричали они. Пьер засмеялся им в ответ. “Я просто следую туда, куда меня уносит случайный новый ветер”.
Какая-то сила тянула его со всей дури и кричала:
— Хватит дрыхнуть!
Пьер открыл глаза. Командир готов был начать хлестать соню по щекам, ему невдомёк было, что Пьер вчера ночью не смыкал глаз.
— Бои вовсю идут! Вставай.
Пьер быстро поднялся на ноги. Не сразу он заметил, что возле его головы лежало несколько людей, убитых меньше часу назад.
— Ещё мне один знак. Я — проклят, — прошептал под нос Пьер.
29 июля. Два часа дня
Город был весь охвачен восстанием. Революционеры подбирались к дворцам Тюильри и Лувру. Пьер и другие люди из его отряда были вооружены как штыками, так и ружьями. Бой с королевской армией начинался не на жизнь, а на смерть.
Мимо Пьера проносились товарищи-мятежники, проскакивали швейцарские гвардейцы. Он стоял на поле брани, и как будто его здесь не было. Пьер всё ещё пребывал в своём сне. Он пытался от сна отмахнуться, выбросить из головы родителей и начать воевать. Но глаза подводили его, в этой кутерьме он не разбирал лиц вражеских солдат, путал со своими. “Я ослеп или что? — не мог Пьер понять. — Вот мои, а вот они”. Но граница между своими и чужими исчезала. Пьер, когда-то нарушивший мирную жизнь чужого племени ради мести, не мог поднять ружьё во имя своего народа. За два дня, пока воевал, он ни разу не спустил курок, не нажал на крючок.
Он видел в воспоминаниях две свои семьи, родную и названную, а перед глазами два отряда, свой и чужой. Пьер кричал тем и тем: “Берегись, сзади! Осторожно, над головой!”. Он переживал за всех.
— Закрой рот, щенок! — вдруг прямо над ухом услышал Пьер.
Солдат замахнулся на него с саблей. Пьер не успел отскочить, сабля порвала рукав у правой руки и разорвала кожу, оставив небольшую, но длинную царапину.
Пьер не отбивался, он скрылся от врага: пока тянулся бы к оружию, его убили бы. Пьер порвал на себе одежду и перевязал руку.
Офицер, полководец Пьера, сражался с львиной смелостью, от его рук погибло несколько врагов. Но пули противника долетели до своей цели.
— Пьер, — прохрипел офицер. — Зови подкрепление.
Он назвал район и баррикаду, куда нужно бежать, и умер.
29 июля. Три часа дня
Пьер исполнил его последнее послание. Помощь шла. Умирающий, но не сдающийся офицер, стоял у Пьера перед глазами. “Я не смог ему помочь. А скольких я не защитил? — Пьер скорбел. — Ричард, Софи, Экене, где вы?”
Люцифер из детского сна, казалось, стоял за спиной. Страх окутывал Пьера. В ужасе он побежал, пытаясь скрыться от невидимых глаз. Он знал лишь одно место, где его не застанет Люцифер — церковь.
Маленькая церковь не закрывала свои двери даже в эти дни, когда её могли уничтожить. Десятки людей столпились в ней и просили о помощи. Пьер припал к стене и зашептал:
— Спаси. Спаси меня от него.
Но в ответ ничего не слышал.
— Помоги. Помоги нам, — доносились голоса людей, вторящие одни и те же слова.
Пьер пытался вспомнить те дни, когда был особенно близок к Богу, чтобы Тот его услышал. Мелькало убийство тёти, исчезновение в Марселе Марани и Экене, похищение его приёмной семьи гаапи. И ничего более. Вся его вера сводилась к просьбам о помощи. И всё. “А вы верите в Бога?” — “Ну да”, — Пьер вспомнил первый разговор с Софи.