Нахожу место на рынке, остановлюсь. До начала торговли еще часа три - четыре. Применяю весь свой поэтический дар, чтобы развлечь Марию. Она начинает улыбаться, хихикает, перестает в слезах шмыгать носом. Кладу руку ей на талию, глажу, иногда моя ладонь касается нижней части груди. Начинаю плести о том, как редки в мире идеальные формы, воспетые античными скульпторами. Знай, отрок! Лесть и лапанье - вот самые простые и самые надежные инструменты дешевого ловеласа. При условии, что лесть похожа на искренний восторг, а лапанье ненавязчиво, но последовательно! Запомни, мой друг - лесть и лапанье! К моему счастью, Марина - та самая прекрасная глупышка с большим бюстом, славный тип прелестной сельской девушки, воспетый барочными поэтами и фламандскими живописцами. Если бы мне вздумалось писать пасторальные пейзажи - отдыхающие пастушки, преломляющие хлеб на фоне сытых отар, сады, где в тени фруктовых деревьев крестьяне разделяют полуденную трапезу - я писал бы с Марины образы румяных полногрудых сельских девиц. Её мысли определяются лишь явлениями окружающей реальности - и никакие переживания не являются преградой для желаний! Два часа назад, гнетомая отчаянием, эта девица неслась во тьму, по залитой лунным светом обочине, среди темных силуэтов ночных деревьев. Аккомпанементом к этой сцене было уханье филина, крики и проклятия зловещего преследователя, её собственные рыдания! Но сейчас она розовеет и улыбается от моих прикосновений и слов!
Девка глупо хихикает и млеет, ей хорошо. Я не прекращаю заливать ей в уши, не особо забочусь о смысле, но выдерживаю общий умилительно-восторженный тон, от которого иная девушка могла бы и блевануть. Полуобнимаю её плечи, другая рука мнет и взвешивает через ткань мощную грудь. Болтовня приносит дивиденды - она привстает с пассажирского сидения, примащивает свою задницу поближе, подается корпусом, бюст упирается мне в руку.
Читатель, я прерываю эту сцену, едва ли достойную “Декамертона”, чтобы поделиться с тобою еще одним весьма ценным наблюдением. Хочу верить, что ты ждешь мудрых рассуждений о сути вещей, а не упиваешься развратными подробностями истории о моих похожденях. Сдается мне, что на девиц действует более всего не смысл сказанного, но сам звук голоса, томные и пронзительные взгляды, прикосновения, решительные жесты, и, более всего - восторги, которые джентльмен излучает в меру своих артистических способностей. Не могу припомнить, что когда-либо пытался обременять девиц смыслом своих многословных и витиеватых посланий, однако же - эти послания часто приносили плоды.
И наконец, мой терпеливый читатель, ты вознагражден скабрёзной сценой! Милашка лезет целовать меня, заполняя все пространство кабины старого фиата сладостным томлением, ерзаньем и сопением! Затем следуют полчаса слюней, соплей, и интенсивного жмаканья славных и тяжелых сисек. Я пропускаю этот фрагмент, чтобы ты, мой читатель, не уснул, или того хуже, не начал себя трогать. Это скорее помешает тебе, чем поможет усвоить мораль моего повествования. Но вот итог этой возни - я держу в руках восхитительные упругие груди. Мои ладони играют с большими, твердыми сосками. Пальцы мои пахнут рыбой и.. и.. прости меня, читатель, ибо я недостаточно искусен, чтобы найти подходящее описание. Пальцы мои пахнут пиздой! А брюки девки спущены до колен. К моей щеке прижимаются губы юной глупышки, и она, пульсируя и ерзая, шепчет - «xочешь минетик?».