— А как?
— Коли б, примерно, достать платье.
— Какое?
— Женское, скажем, такое, как ваша нянька носит.
— Женское? — повторил мальчик.
— Да, и, примерно, платок бабий на голову… Тогда можно бы убечь!
Вася на секунду задумался и вслед за тем решительно проговорил:
— Я тебе принесу нянино платье и платок.
— Вы принесете… паныч?
От волнения он не мог продолжать и, вдруг схватив руку Васи, прижал ее к губам и покрыл поцелуями.
В ответ Вася крепко поцеловал арестанта.
— Как же вы это сделаете?.. А как поймают…
— Не бойся, Максим… Никто не поймает… Я ловко это сделаю, когда все будут спать. Только куда его положить?
— А сюда… под виноградник. Да накройте его листом, чтобы не видно было.
— А то не прикрыть ли землей? Как ты думаешь, Максим? — с серьезным, деловым видом спрашивал Вася.
— Нет, что уж вам трудиться, паныч; довольно и листом. Сюда никто и не заглянет.
— Ну, ладно. А я завтра рано-рано утром все сюда принесу. А то еще лучше ночью… Я не побоюсь ночью в сад идти. Чего бояться?
— Благослови вас боже, милый паныч. Я буду век за вас молиться.
— Эй! На работу! — донесся издали голос конвойного.
— Я еще к тебе прибегу, Максим. Мы ведь больше не увидимся. Завтра тебя не будет! — с грустью в голосе произнес Вася.
С этими словами он пошел в дом.
V
Целый день Вася находился в возбужденном состоянии, озабоченный предстоящим предприятием. Увлеченный этими мыслями, он даже ни разу не подумал о том, что грозит ему, если отец как-нибудь узнает об его поступке. План похищения нянина платья и молотка, который он вчера видел в комнате, поглотил его всего, и он уже сделал днем рекогносцировку в нянину комнату и увидел, где лежит молоток, и наметил платье, висевшее на гвозде. День этот тянулся для него невыносимо долго. Он то и дело выбегал в сад, озабоченно ходил по аллеям и часто подбегал к Максиму, когда видел его одного. Подбегал и перекидывался таинственными словами.
— Прощай, голубчик Максим… Может быть, завтра уж ты будешь далеко! — проговорил он со слезами на глазах перед тем, как арестанты собирались уходить из сада.
— Прощайте, паныч! — шепнул арестант, взглядывая на мальчика взглядом, полным неописуемой благодарности.
Арестанты выстроились и ушли, позвякивая кандалами. Вася долго еще провожал их глазами.
По счастью, никто из домашних не обратил внимания на взволнованный вид мальчика. Правда, за обедом отец два раза бросил на него взгляд, от которого Вася замер от страха. Ему показалось, что отец прочел в душе его намерения и вот сейчас крикнет ему: «Я все знаю, негодный мальчишка!»
Но вместо этого отец только спросил:
— Отчего не ешь?
— Я ем, папенька.
— Мало. Надо есть за обедом! — крикнул он.
И Вася, не чувствовавший ни малейшего аппетита, усердно набивал себе рот, втайне обрадованный, что отец ни о чем не догадывается.
К вечеру молоток уже лежал под кроватью Васи. Пошел он в этот день спать ранее обыкновенного, хотя за чайным столом и сидели гости и рассказывали интересные вещи.
Когда он подошел к матери, она взглянула на него и озабоченно спросила, ощупывая его голову:
— Ты, кажется, болен, Вася?.. У тебя все Лицо горит.
— Я здоров, мама… Устал, верно.
Он поцеловал ее нежную белую руку, простился с сестрами и гостями и, довольный, что отца не было дома и что не нужно было с ним прощаться, побежал в детскую.
— Няня, спать! — крикнул он.
— Что сегодня рано? Или набегался?