– Мамита, а что такое мерцать?
Как объяснить это жеребенку, ни разу не видевшему неба?
– Мерцать – это значит вспыхивать на короткое время в темноте…
Эстрелла знала только полумрак и тени трюма. Невозможно объяснить, что такое свет, тому, кто не видел мрака; не знающий летнего дня никогда не поймет, что такое бархатная темнота летней ночи…
Впрочем, все это не мешало юной лошадке восторгаться историями о звездах, которых Перлина знала множество.
– Неужели на небе есть изображение звездной лошади, Мамита? Такой же, как мы? Правда?
– Правда, малышка. Только с небольшим отличием.
– Каким?
– У звездной лошади есть крылья.
– Мамита, ты с ума сошла?! Крылья, как у птичек, про которых ты мне рассказывала? Тех, чьи крики мы здесь слышим? – Эстрелла вскинула изящную головку, ноздри ее затрепетали.
– Да, именно такие. Но ведь это звездная лошадь. Она не настоящая.
– Если она не настоящая, то что она умеет делать? Ты говорила, что, когда мы выйдем на землю, я смогу бегать и прыгать. А звездная лошадь не может?
– Зато она очень помогает морякам и Искателю. Звездные картины помогают им находить путь в морях и океанах.
Эстрелла надолго задумалась, а потом решительно тряхнула рыжей челкой.
– А нам? Нам они могут помочь найти путь?
Вопрос удивил кобылу.
– А куда ты собираешься отправиться?
– Пока не знаю. Скажи, могут?
– Думаю, да… – Перлина говорила медленно, потому что внезапно вспомнила звезду, всегда неподвижно висевшую над раскидистой старой яблоней. – Это было на пастбищах Старого Света… так давно. Если та звезда никогда не двигается – может быть, она может служить ориентиром?
– А как ты ее нашла? Как ее узнать на небе?
– Это просто. Когда конюх наливает нам воду в ведро, он пользуется ковшом. Видела?
– Да, видела.
– На небе есть такой же звездный ковш. Эта звезда – в его ручке. Северная Звезда.
– Северная Звезда! – зачарованно повторила лошадка. – Как мое имя – Эстрелла…
Кобыла потянулась вперед и нежно лизнула дочь в лоб. Ей так хотелось чаще прикасаться к Эстрелле, трогать губами ее шелковистую шерстку. Жаль, что она могла это делать только тогда, когда конюх освобождал их с Эстреллой на время кормления. А молока все меньше, и теперь она еще реже может прикасаться к малышке…
– Я знала, что Эстрелла – твое истинное имя, с того момента, как ты родилась! – гордо сказала Перлина. – Ты ведь видела свое отражение в воде, когда тебе приносили ведро?
– Да, видела. Но, Мамита, у тебя такой звездочки нет.
– Зато у тебя есть.
– Вряд ли они теперь принесут целое ведро воды. Я могу больше не увидеть свою звездочку.
– Ты увидишь! Увидишь!
Перлина старалась говорить убедительно, чтобы дочь не услышала в ее голосе тревоги. Безветренные дни всё длились, воды становилось всё меньше. Надежда оставалась только на дождь.
Раньше конюх щедро поил их три или четыре раза в день; теперь же можно было считать удачей, если воду подливали в ведро дважды. Языки и губы лошадей пересыхали и трескались. Слыша шаги конюха, кони начинали волноваться, тянуться вперед в нетерпении и надежде. Однако кобыла знала, что вскоре они перестанут реагировать на появление людей, станут слабыми и равнодушными…
– Ма, а почему тебя зовут Перлина?
– Из-за масти. Хозяин говорил, что, когда я родилась, моя шкура была цвета темного жемчуга. Правда, моя мать утверждала, что она того же цвета, что и небо перед рассветом.
– Я не знаю, что такое небо и что такое жемчуг! – вздохнула лошадка. – Мамита, иногда я чувствую себя такой глупой!
– Ты не глупая. Ты просто еще ничего не видела, кроме этого трюма.
– А что такое жемчуг?
– Это драгоценность. Украшение, которое носят люди. – Перлина задумалась. – Впрочем, я не думаю, что моя шкура похожа на драгоценность. Скорее, она как предвкушение рассвета…
– Что такое предвкушение рассвета? Я не понимаю.
Кобыла закрыла глаза и попыталась вспомнить, как выглядела зеленая долина в самые ранние утренние часы. До чего же трудно описывать целый мир любопытному жеребенку!
Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова.
– Предвкушение рассвета – это те часы, когда утро еще только собирается прийти в мир. Я не знаю, как описать точнее… Если бы мы были в долине, я бы показала тебе… Это словно… словно темнота устала. И она становится всё светлее и светлее…
– Как-то грустно это звучит.
– Нет-нет, вовсе нет! Это тот миг, когда день должен вот-вот родиться, и солнце взойдет.
Лошадка опять вздохнула и обвела взглядом темный трюм.