Эта вспышка не ослепила, нет – она что-то пробудила внутри юной лошадки, какое-то древнее знание. Раньше для нее существовало только настоящее и будущее; теперь открылось еще и далекое прошлое. Три времени слились воедино, стали непрерывной тканью бытия, и Эстрелла каким-то внутренним чутьем понимала, что отныне она стала хранителем этой ткани.
Чуть погодя она огляделась по сторонам. Лошади перепугались до полусмерти; одни плыли вперед, другие назад, кто-то бился в воде на одном месте. Кобылка вскинула точеную головку и понюхала воздух. Надо найти тот запах… аромат травы – и плыть туда, откуда он доносится. Мама умерла, сердце разбито – и все же она чувствовала, что какая-то часть души Перлины осталась с ней. Она и поддерживала лошадку, толкая вперед и не давая остановиться и сдаться. Эстрелла поплыла быстрее, догнала серого жеребца.
Мамита, я никогда не бегала по земле, я никогда не брыкалась и не прыгала. Ты так волновалась за меня! Смотри же! Я плыву, я плыву очень быстро!
Она громко и протяжно крикнула:
– За мной! За мной!
Впереди земля, Эстрелла была в этом уверена. Для начала надо добраться до нее, а потом – и в этом она тоже не сомневалась – они должны все вместе найти дорогу туда, где растут сочные травы, пахнущее так сладко и так… древне. Они должны вернуться на великие равнины, где когда-то паслись самые первые табуны Первых Лошадей. Последуют ли за ней остальные? Поначалу лошадка берегла силы и не оборачивалась, но потом все же оглянулась и увидела три головы, мелькающие в волнах. Серый жеребец плыл рядом.
Призрак Перлины вел Эстреллу за собой, а она вела остальных. Кобылка совсем недавно родилась на свет и никогда не бегала по твердой земле; ее губы помнили еще вкус материнского молока… Однако теперь она стала взрослой.
Поднялся ветер, и на волнах появились белые пенные гривы – словно бесчисленный табун водяных пони мчался по океану. Волны становились всё выше, одна из них окатила Эстреллу жемчужной пеной. Словно ласка Перлины… словно привет от нее. Кобылка буквально чувствовала ее дыхание, наполненное ароматом неведомых трав. Призрачная лошадь с пенной гривой неслась впереди – а на небе уже собирался еще один табун, из облачных лошадей.
– Вперед! Плывите вперед! – снова закричала лошадка.
Четыре выживших коня послушались ее. Соль выступила у них на длинных ресницах, все они наглотались морской воды и кашляли. Эстрелла чувствовала, как дрожат и наливаются усталостью ноги, однако упрямо плыла вперед. Она должна доплыть! Перед глазами промелькнула картина гибели матери, и это придало ей новых сил. А в голове все скакала и скакала маленькая лошадь из Древних Времен…
Одна из кобыл постарше начала уставать и понемногу погружаться в воду; голова ее едва виднелась над волнами. Плывшая рядом подруга подтолкнула ее плечом и крикнула:
– Ты можешь! Плыви, не сдавайся! Ты же королевская лошадь, ты носила на спине королеву и принца. Твоими предками были славные берберийцы, и выводили тебя не только для красоты, но и для битв. Не сдавайся!
Ободренная ее словами, кобыла поплыла быстрее.
Эстрелла слышала рядом с собой тяжелое дыхание молодого жеребчика, почти жеребенка. Он сильно устал и начал отставать. Что она могла ему сказать? Был ли он королевской лошадью, да и что это вообще такое – королевская лошадь? Она обернулась и попросила:
– Постарайся… просто постарайся. Осталось недолго. Посмотри, ты уже можешь разглядеть остров!
Вскоре их копыта коснулись твердого дна.
– Так вот что такое земля! – выдохнула Эстрелла, выбираясь на берег и едва удерживаясь на ногах.
Все были неимоверно измотаны и страшно хотели пить. Языки щипало от соли, глаза слезились.
– Воды! – простонал серый жеребец.
Солнце быстро высушило его шкуру, и кристаллики соли сделали ее совсем белой. Жеребец повалился на землю, тяжело дыша; глаза его закрылись, опухший язык вывалился изо рта. Крошечный краб взобрался на него, но конь этого даже не почувствовал. Однако минуту спустя он встрепенулся и с трудом прошептал:
– Здесь где-то рядом есть вода… Недалеко…
Он приподнял голову и уставился на деревья, росшие там, где заканчивался песчаный берег. Одна за другой лошади поднимались и медленно брели к рощице. Там действительно нашелся ручей с пресной и чистой водой – и они пили и пили, до изнеможения, а потом повалились прямо на его берегу, не имея больше сил даже стоять.